– Который час? – я приподнялась, как всегда после «цветов» ощущая себя совершенно разбитой.
– Почти пять, – Науэль не носил часов, но внутреннее чувство времени его редко подводило.
До смерти хотелось курить. Я села на кровати и застегнула на груди платье, которое, должно быть, расстегнула сама в агонии прорастающих цветочков. Наверное, оголись я полностью, Науэль и тогда не обратил бы внимания. Когда я наклонилась обуться, в голове качнулась боль. Я ощущала себя помятой, как лист бумаги, брошенный в мусорку.
Свет в вестибюле был приглушен. Портье отсутствовал, и Науэль оставил ключ на стойке. Я посмотрела на настенные часы. Без десяти пять.
– Как тебе это удается? Ты же почти всю ночь провалялся среди синих видений.
– Жизнь уныла. С тоски отсчитываю минуты.
Его шутка мне не понравилась. Любой момент этой ночи был лучше пустых дней, ей предшествующих, но это не отменяло мое разочарование. Науэль говорил, что я отношусь к тем немногим людям, в компании которых ему удается ослабить свою бдительность и опьянеть. Наверное, поэтому при мне он норовил закинуться синими таблетками – они торкали его по полной. Пока он сидел в зрительном зале, наслаждаясь галлюциногенным спектаклем, я за сценой вдыхала столетнюю пыль и глупо моргала от обиды.
Мы вышли на улицу, и я съежилась от промозглого холода. Науэль спрятал руки в карманы. Он выглядел сонным, двигался и говорил медленно, но в целом казался вполне довольным жизнью. Досада, поселившаяся в моей душе несколько месяцев назад, пробудилась и царапнула меня изнутри.
– Ты как будто нарочно, – произнесла я с раздражением, сорвавшись на противоестественную для меня наглость. – Придумал, как занять себя, лишь бы не обращать на меня внимания.
«Я надоела тебе?» – хотелось мне продолжить, но я закусила губу. Что я буду делать, если получу утвердительный ответ? Мне достаточно только представить себе это, чтобы впасть в панику.
Науэль как будто не слышал. Мимо проехало пустое такси, но он и его не заметил, поглощенный своими размышлениями. Он думал не обо мне.
– Его жена все-таки редкостная тварь. Порой подозреваю, что еще большая, чем я. Недавно свезло встретиться. В магазине одежды, ага. Моем любимом. Надо же, у нее имеется подобие вкуса. Она начала вопить на меня. Мне это быстро надоело, и я сказал: «Отвали, сука». Она в ответ назвала меня блядью. Точнее, раскрашенной блядищей, – голос Науэля тек медленно, расслабленно, в нем искорками поблескивала ирония.
Я представила себе эту сцену – скандал среди шмоток, которые стоят столько, что я не могу себе позволить даже видеть их во сне. Эта тетка кричит на Науэля… все на них смотрят… Уверена, он наслаждался каждым моментом. Она напала не на того.
– И я сказал ей: если она сука, а я блядь, какие у нас могут быть друг к другу претензии? Или это внутривидовая конкуренция?
Я отстала от него, чтобы прикурить. Светало… Пятница ушла, и началась суббота, пустая и белая, как поляна, засыпанная снегом. Я не любила субботы. Вот бы в неделе остались одни только пятницы…
Науэль оглянулся и наморщил нос.
– Это выглядит так, будто не ты куришь сигарету, а она тебя. Держит до упора, пока не обожжет тебе губы.
Я затянулась с болезненным удовольствием.
– Молчал бы.
– Я брошу свое маленькое развлечение. Как только ты бросишь свое.
– Ты никогда не завяжешь, – возразила я с унылой обреченностью.
– А ты всегда будешь пахнуть как пепельница, – копируя мой замогильный тон, заявил Науэль.
Мне не хотелось разговаривать. Я переживала завершение встречи, оставившей неутоленную тоску, и горло спазматически сжималось. Наверное, мне было бы лучше, будь я уверена, что увижу Науэля снова.
– Она приезжает к нему и скандалит. Они уже два года в разводе, а она до сих пор убеждена, что имеет право решать, что ему делать со своей жизнью. Он, видите ли, позорит ее своим поведением, – Науэль усмехнулся. – Тупая, ожиревшая стерва. Да она одним своим видом позорит себя больше, чем он ее, даже если б попытался отсосать собственный член посреди белой улицы. Когда он, несмотря на все вопли, перестал впускать ее в дом, она начала приводить с собой дочек. Их-то он не станет держать у закрытой двери. Девочки прелесть. Все в мамулю. Уже – вот такие жопы, – Науэль закатил глаза. – Все это лишний раз доказывает: лишние связи – лишние проблемы.
Я не была готова в тысячный раз выслушивать рассуждения Науэля на тему «семья как абсолютное зло». Слезы подступили совсем близко. Как бы не разрыдаться перед ним – прямо здесь, прямо сейчас.