(По телеку показывают Семью. Они чистят зубы вот этой пастой, в которую чего-то такого добавили, так что теперь у них идеальные зубы, и идеальные десны, и живут они в идеальном мире, и вообще у них все зашибись.)
Каждый раз, как он смотрит на меня, я замечаю в его взгляде брезгливость. Он был предупрежден. Что же, он надеялся, беременность никак не отразится на моем внешнем виде? Даже Янвеке не может быть таким кретином. Следовательно, его действия – немыслимая подлость.
(Дельфин выпрыгивает из воды, рекламируя, почему-то, бритвы; ужас какой-то, я ничего не понимаю в телевидении и, кроме того, считаю, что дельфин в этой роли неубедителен настолько, что даже сам на себя не похож.)
На мое черное, в коричневый цветочек, платье, падает белая вязкая капля сгущенного молока. Я стираю ее пальцем. Облизываю палец и рассматриваю свое пузо. Что я рожу, если мои нервы постоянно в таком взвинченном состоянии, что я в любой момент могу закричать или заплакать? Клубочек нервов?
Реклама заканчивается, и возникает узкое бледное лицо ведущего на сине-фиолетовом фоне студии.
– Итак, сегодня мы обсуждаем «синие семена» – так что же это, безобидное развлечение или игра со смертью?
Я пытаюсь припомнить, когда в последний раз была счастлива. Все моменты счастья, которые удается наковырять в памяти, оказываются связаны с тем-о-ком-противно-думать, и внутри расползается холодок. Впрочем, «моменты счастья» – это как-то слишком, скорее уж «мгновенья глупой радости». Я отбрасываю их, но теперь получается, что в последний раз я была счастлива никогда.
Пока я путаюсь в своих неприятных мыслях, участники телешоу возобновили спор. Среди них два врача: один одет в джинсы и синий свитер, второй – в белый хирургический халат, очевидно потому, что он больше врач, чем первый. У него пухлые щеки, круглые очёчки, сквозь стекла которых поблескивают его узенькие веселые глазки, он постоянно улыбается – и выбешивает меня так, что хочется немедленно сожрать что-нибудь еще. Шоколадку, хочу шоколадку. Все счастье мира в шоколаде, а все остальное – того же цвета, но дерьмо. Но шоколада нет. Есть только еще одна банка сгущенного молока.
– Причастность синих таблеток к увеличению количества смертей от сердечных приступов еще никем не доказана, – говорит врач, который больше врач, и широко улыбается. – Мы не можем опираться на домыслы.
– Точно, – раздается высокий, нежный женский голос, и камеру переводят на светловолосую девушку. Она крашеная, и по отросшим корням можно узнать настоящую масть – брюнетка. Золотисто-медовый цвет волос не сочетается со смуглостью ее лица. Ее нижние веки покрыты розовыми тенями, а верхние – зелеными. Она то ли актриса, то ли певица, то ли просто чья-то любовница, и сидит тут для красоты, в спор совершенно не врубаясь, едва ли вообще соображая, кто с кем спорит, хаотично поддакивая всем без разбору.
– А кто занимался сбором этих доказательств? – с раздражением осведомляется врач, который вроде как менее врач, и скрещивает руки и ноги. Он совсем юный, похож на вчерашнего студента. Пытается подобрать умные слова, пытается выглядеть внушительно, но у него ничего не получается. Видимо, сам это понимая, он нервничает все больше. – Да никто. После приема этих таблеток происходит резкий выброс адреналина, вследствие чего частота сердечных сокращений резко возрастает. Регулярный прием – регулярные сердечные перегрузки. Мне нужно объяснять, чем это чревато? Или вы в курсе? – его тон уже откровенно груб, но здесь так принято, это же телевидение.
– Да, нам известно! – взвизгивает вдруг блондинка, и угрюмый журналист, затянутый в черную одежду, с начала программы не произнесший ни слова, смотрит на нее с презрительным недоумением.
– Мало ли что повышает частоту сердечных сокращений, – широко улыбается врач, одетый как настоящий. – Даже короткая утренняя пробежка. Но это же не значит, что пробежки должны быть запрещены?
– К чему эти нелепые сравнения? – хмурится недоврач. – Я не понимаю. Вы всерьез? Какая пробежка вызывает такой дикий выброс адреналина? Если только бег от стаи бешеных собак.