Алмазов выступал со зверями после антракта, в конце второго отделения. Инспектор манежа объявлял номер. Маэстро (так в цирке называли дирижера) взмахивал палочкой, оркестр играл марш, и на арену, весело улыбаясь, выходил Алмазов. Раскланявшись, он хлопал шамбарьером[4]. Это был сигнал. Петька хватал за рога Мишеля и выталкивал его на манеж. Потом то же самое он проделывал с Сержем. И начиналось представление. Алмазов заставлял козлов прыгать через обруч и ходить на задних ногах. Смотреть на них было смешно, и публика аплодировала. За козлами выступали еноты. Петька не любил их. Они были трусливы и злобны. Но зрителям нравилось, как они ловко вырывали друг у друга мяч, лазили по лестнице и таскали в зубах разные вещи.
В самом конце представления на арену выходила Рами. Ее выступления публика ждала с нетерпением. Рами выполняла все трюки очень старательно. При этом ее маленькие глазки поглядывали в партер с таким лукавством, а рот раскрывался в такой веселой гримасе, что Петьке казалось, будто слониха улыбается. Никогда не выступал только Буркет. И это очень огорчало Петьку. Мальчик от души привязался к медведю, подолгу задерживаясь у его клетки.
Буркет был старым, незлым, но ворчливым зверем. Он ворчал всегда: и когда просил лакомства, и когда ему мешали мухи, и когда Петька, подметая в клетке, перегонял его в другое помещение. Даже тогда, когда Буркет просто хотел на что-нибудь пожаловаться, он тоже ворчал. Года три назад Буркет делал кульбиты, ездил на велосипеде и лазил по лестнице на передних лапах. Но однажды сорвался, ударился головой, испугался и перестал работать. Алмазов вывел его из аттракциона. С тех пор Буркет не появлялся на манеже. Его перестали считать артистом. Кое-кто даже уговаривал Алмазова сделать из медведя хороший ковер. Но дрессировщик упрямо продолжал возить зверя с собой по всем городам. Зачем? Никто толком не знал. Петька тоже не знал. Да, наверно, так никогда и не узнал бы, если бы не один случай.
Однажды Алмазов подозвал Петьку к себе и, положив ему на плечо свою толстую, заросшую рыжими волосами руку, спросил:
— Скажи, охотники в этом городе есть?
— Конечно, — не подозревая ничего плохого, ответил Петька.
— Много?
— Наверно. У нас же кругом леса. И озера есть. И болота.
— А ты знаешь, где у них размещается совет? — прищурив глаз, продолжал расспрашивать Алмазов.
— Какой совет? — не понял Петька.
— Ну, организация их, штаб…
— А… это дом такой, с вывеской? — сообразил Петька. — Знаю. Возле универмага, на углу Советской… Там еще написано: «Городской совет охотников». Туда еще собак водят…
— Отлично, — перебил его Алмазов и, достав из кармана запечатанный конверт, протянул его Петьке. — Отнеси в совет и передай председателю. Пусть прочитает и ответит. Понял?
— Ага, — кивнул головой Петька и побежал на угол Советской улицы.
Председатель, незнакомый Петьке пожилой человек с синими крапинами на лбу, прочитав письмо, радостно потер ладони.
— Ну, братцы, выручили вы моих ребят. Засиделись они без дела. Мы сейчас в два счета все организуем. Медведь-то большой? — с любопытством спросил он.
— Какой медведь? — снова, как и при разговоре с Алмазовым, не понял Петька.
— Да о котором в письме пишут, — пояснил председатель. — Или ты не в курсе дела?
— Нет, я в курсе, — начиная вдруг смутно догадываться, о чем идет речь, ответил Петька. — Медведь большой. Его зовут Буркетом.
— Это хорошо, что большой, — улыбнулся председатель. — Страх не люблю с мелочью возиться. Ну, так мы согласны. Так и скажи своим: в субботу, часикам к пяти, пришлем за вашим зверем машину. Поедем в хозяйство с ночевкой. Улавливаешь?
В цирк Петька прибежал, как на пожар, запыхавшись. Теперь он уже твердо знал: Буркету грозит беда. Но какая? Он постучался в уборную Алмазова. Она оказалась запертой. Петька бросился в зверинец. Алмазов, точно, был тут. Он стоял возле Буркета и примерял ему на шею широкий ременный ошейник. Медведь, как всегда, ласково ворчал и лениво крутил головой.
— Ну? Где ответ? — спросил Алмазов, поймав на себе тревожный взгляд широко открытых Петькиных глаз.
— Ответа нет, так велели передать, — проговорил Петька.
— Что же?
— В субботу в пять часов приедут сюда на машине.
— Очень хорошо.
— А что будет? — робко спросил Петька.
— Что будет? Аншлаг! — усмехнулся Алмазов и, бросив ошейник, ушел в шапито.