— Враз смолкни! — шепотом прикрикнул Прохор и осторожно подошел к оконцу. На дворе слышались голоса людей, храпели и ржали кони. Прохор, стараясь хоть что-нибудь разглядеть, прижался к стеклу. Но темнота была непроницаема. «Кого же это нелегкая принесла на ночь глядя?» — невольно подумал он и вдруг узнал голос своего деревенского соседа, молодого охотника Василия Данилина.
— Вставай, Петрович! — громко кричал тот. — Принимай гостей!
Прохор отошел от окна и, отодвинув засов, толкнул ногой дверь. Жалобно скрипнув, она отворилась настежь, впустив в избушку целый поток сырого лесного воздуха.
— Это ты, Василий? — окликнул он.
— Я, я, — ответили из темноты. — Еду к нему с гостями, а он спит себе и ухом не ведет! Ну и охотник!
Прохор приставил ружье к стене и, зевая, потянулся. «Походишь с мое, может, сам не так еще спать будешь», — подумал он про себя и, чиркнув спичкой, переступил через порог.
— Что за гости? Кого бог послал?
К нему подошел высокий худой человек и, поблескивая стеклами очков, в которых желтый спичечный огонек казался совсем золотистым, снял фуражку.
Он поклонился Прохору и протянул ему руку.
— Так это вы и есть Прохор Петрович Ладанов? Ну, я вас таким примерно и представлял. Будем знакомы. Гаврилин. Геолог. А это, — он указал на стоявшего рядом с ним маленького толстяка, — это мой помощник Белов. — Впрочем, вы и сами познакомитесь, — добавил он, отступая в сторону.
Прохор от неожиданности развел руками.
— Вот это гости! — сразу смягчившись в голосе, радушно проговорил он и, пожав крепкую руку Белова, проворно посторонился с прохода. — Милости просим, заходите. Ну не ждал, ну не ждал!.. Не пугайтесь только моей берлоги.
Гаврилин и Белов переглянулись.
— Далеконько вы забрались. Не сразу вас найдешь. Хорошо еще, Василий оказался опытным проводником, а то застряли бы мы в тайге, — приветливо проговорил Белов.
Прохор почесал затылок и улыбнулся так, словно бы и впрямь был виноват в том, что все пути в этом краю измеряются десятками и сотнями километров.
— Далеконько, что и говорить, — согласился он. — Да и дорог пока еще нет… Ну, да что ж вы стоите-то? Проходите, пожалуйста, располагайтесь, — засуетился он возле приезжих. — Устали ведь, наверно? А мы сейчас лошадей посмотрим.
Он стегнул хворостиной Белку, которая вертелась под ногами вместе с собакой Данилина, и подошел к Василию.
— Это откуда ж они? — зашептал он ему на ухо.
— Из Москвы, дед! Говорят, на самолете к тебе летели да чуть мимо не пролетели, — засмеялся Василий.
— Ты не смейся, — оборвал его Прохор. — Толком сказывай! Что за люди? Откуда? По какой надобности в наши края? Сам-то знаешь?
— Я-то? — обиженно переспросил Данилин, переходя на серьезный тон. — Конечно, знаю. А ты не знаешь? — схватил он вдруг Прохора за руку. — Ты, старый черт, письмо в область писал? Нам и полсловом никому не обмолвился, а теперь спрашиваешь? Чего нахвастал?
Прохор отступил в сторону и, поймав за гриву рослого жеребца, не торопясь принялся разнуздывать его.
— Неужто это и впрямь они по моему письму? — не поверил он словам Данилина. — Да еще из Москвы… Подумай, как дело обернулось! — Он невольно улыбнулся. Но темнота скрыла улыбку.
— А ты чего писал-то туда? — понизил голос Василий — Дело ли?
Прохор откашлялся. Ему хотелось засмеяться и попросту рассказать все грубоватому Данилину. Но он и сам хорошенько не знал еще, зачем пожаловали гости. Осадив норовистого жеребца, Прохор стегнул его поводом по шее.
— Ты не балуй! — грозно прикрикнул он и повернулся к Данилину. — Раз приехали, стало быть, дело писал. Понятно?
Они развьючили лошадей и, поставив их под навес в маленьком, огороженном жердями и хворостом загоне, перетащили поклажу в зимовье.
Прохор засветил коптилку и, пока приезжие развязывали тюки и устраивались на полу и по углам, раздул огонь в печи. Сухой хворост весело затрещал. В избушке сразу же стало светло. Яркие отблески пламени запрыгали по стенам, осветили людей.
Сели ужинать. Белов выложил на стол белые баночки консервов. Прохор нарезал медвежий окорок. Гаврилин разлил по кружкам вино и предложил всем выпить за встречу. Завязался разговор.
— Почему вы, Прохор Петрович, не обратились с письмом прямо к нам, в Москву? — закусывая колбасой, спросил Гаврилин. — В области ваши образцы почти год пролежали без дела.