— Да покарает Аллах того, кто захочет причинить тебе зло.
— Правда?
— Правда! Итак, я приглашаю тебя в гости завтра к шести.
— Могу я спросить о причине такой удивительной перемены?
— Не знаю… скажу одно — я чувствую к тебе безграничное доверие.
— Благодарю! Постараюсь всегда быть достойным этого доверия, оно мне очень дорого!
— Я представлю тебя как своего жениха.
— Жениха?!
— Ну да. Ведь на ту квартиру ко мне может прийти только мой жених.
— Замечательно!..
— Запомни: я познакомилась с тобой в госпитале, где работаю сестрой. Много работаю, даже ночью. Что касается тебя, то ты проходишь практику в том же госпитале.
— Прекрасно! Значит, я…
— Пока еще не врач. Студент-выпускник.
— Великолепно!
— Итак, познакомились мы в госпитале. И влюбились друг в друга. Ты сделал мне предложение, и мы решили пожениться.
— Совсем как в романе!
— В доме Бахийи ты будешь юношей, воспитанным в старых традициях, весьма скромным, серьезным, может, даже застенчивым, как девушка.
— Я постараюсь как можно лучше сыграть свою новую роль.
— Может быть, тебе не по вкусу роль моего жениха?
— Что ты! Но это ведь только спектакль.
— Хотя бы и так…
— А не кажется ли тебе, что это самый настоящий обман?
Она метнула на меня сердитый взгляд:
— Ради бога, Фахим, не осложняй жизнь. Обойдись на этот раз без философских рассуждений.
Я засмеялся:
— Ты права, не надо ничего осложнять. Не сердись, я сделаю все так, как ты хочешь.
Но она не успокоилась.
— Обман?! — воскликнула она, вскочив. — О каком обмане говоришь ты, умник?
Пристально глядя мне в глаза, она сказала:
— Все мы обманщики, все! Или ты хочешь сказать, что сам никого никогда не обманывал? Ну-ка, скажи! Никогда не лгал, не лицемерил, не притворялся?
— Довольно! Довольно! Признаю́сь — я дьявол в образе человеческом.
Мы рассмеялись. Она прижалась ко мне:
— Ты мое счастье! Любовь моя! Сокровище!
Наши губы слились в страстном поцелуе. Вдруг раздался резкий звонок. Наваим вырвалась из моих объятий и бросилась к двери. На пороге стоял английский офицер. Она встретила его радостной улыбкой. Гордо подняв голову и бросив на офицера взгляд, исполненный презрения, я твердым шагом прошествовал к двери.
Не помню, как я сбежал с лестницы. Гнев и злоба буквально душили меня. «Нет, не пойду к ней на чай, — думал я, — не приму приглашение этой лицемерки. Больше она меня не увидит — ни здесь, ни там… Между нами все кончено… Навсегда».
XIV
Но на следующий день ровно в шесть я стоял у двери ее квартиры на привокзальной площади.
Из-за двери доносились звонкие мальчишеские голоса:
— Слава герою! Да здравствует майор Абдалла-бек — гроза англичан!
Сквозь шум слышался низкий хриплый голос:
— Да здравствует родина! Да здравствует свободный Египет! Долой мандат!
Ребята с энтузиазмом повторяли эти призывы.
В замешательстве стоял я перед дверью, не решаясь нажать кнопку звонка.
Но вот неожиданно дверь отворилась, и на площадку выскочил смуглый парнишка; он по-военному печатал шаг и лихо отдавал честь приятелям. Веселый и возбужденный, побежал он вниз по лестнице, прыгая через ступеньку. Это был мой знакомый — сын бавваба.
Заглянув в холл, я увидал там несколько мальчишек. На головах у них были цветные бумажные шлемы, в руках они держали обнаженные жестяные сабли и национальные флажки.
Появилась Бахийя. Она осторожно пробиралась между мальчиками и уговаривала:
— Потише, ребятки! Поиграли и хватит — вы ведь устали.
Шум и гам постепенно стихли.
Тут Бахийя заметила меня и, слегка смутившись, поспешила навстречу.
— Входи, пожалуйста! Прошу! — сказала она и жестом пригласила меня в холл. — У нас так шумно…
Мальчишки с любопытством уставились на меня, перешептываясь и подмигивая друг другу.
Я наклонился к Бахийе и тихонько сказал ей на ухо:
— Я помешаю им, может, мне прийти в другой раз?
Но она схватила меня за руку и ввела в гостиную:
— Нет, нет! Они уже наигрались. Это все товарищи моего Вафика. Подожди минутку! Я сейчас вернусь.
Она быстро вышла из комнаты. Дверь осталась приоткрытой, и я мог наблюдать за тем, что происходит в холле.
Перед мальчиками появился невысокий сухощавый старичок. Лицо у него было худое, с глубоко запавшим ртом. Он шел старческой походкой, опираясь на трость, стараясь держаться молодцевато, как командир на смотру полка.