Мне казалось, что на меня повеяло ветерком, напоенным ароматами дивных цветов. Она пристально посмотрела на меня загадочными, томными глазами и приветливо улыбнулась. В следующее мгновение мрак поглотил ее, и сколько я ни напрягал зрение, разглядеть ее в ночной тьме не мог.
И вдруг будто какая-то сила толкнула меня. Подгоняемый страстью, я последовал за ней… Догнал… Видимо, она услышала, что я иду по пятам, но не обернулась и невозмутимо продолжала свой путь. Я шагал рядом, вдыхая аромат ее духов.
От смущения я лишился дара речи, чувствовал себя глупым мальчишкой и ненавидел себя за это.
Вдруг она тихо спросила:
— Где твои друзья?
— Задержались что-то.
— А ты не боишься, что они тебя засмеют?
— Нет.
— И хочешь пойти со мной?
— Если позволишь.
— Что ж, пойдем!
И она взяла меня за руку. От ее прикосновения у меня по телу побежала дрожь.
Мы свернули в какой-то глухой переулок. В непроглядной тьме угадывались фигуры одиноких прохожих, неслышно, словно тени, бредущих куда-то. Из окон одного из домов доносились хмельные голоса и бравурная музыка.
Мы направились к этому дому, но у двери столкнулись с английским офицером, который, как призрак, возник перед нами из темноты.
Он радостно приветствовал мою спутницу. Она поспешно отпустила мою руку и заговорила с ним по-английски. На губах ее играла нежная улыбка, голос звучал ласково.
— Прошу извинить, но сегодня я занята… — торопливо бросила она мне, взяла офицера под руку и исчезла с ним в дверях.
Я остолбенел от гнева. Что делать? Надо было вломиться в дом и вырвать ее из объятий этого нахала. Однако я не двигался с места…
Плюнув в сердцах и призывая страшные кары на головы английских офицеров, я направился к морю. Переулок отверг меня.
Я шел, бормоча проклятия. Подумать только, какую глупость я чуть было не совершил! Нет, ноги моей больше здесь не будет! Влажный морской ветер обвевал мое пылающее лицо, и я шагал ему навстречу вдоль набережной, не разбирая дороги, сам не зная, куда иду…
В конце концов я оказался в кофейне, где за столиком, как всегда, собрался наш кружок. Заняв место, я поспешил принять участие в общей беседе. Говорил я очень пылко, с энтузиазмом и, мстя за испытанное унижение, отчаянно поносил англичан. Я даже уговаривал друзей перейти от слов к делу.
В этот вечер я был так красноречив, что совершенно затмил нашего присяжного оратора аль-Итра.
IV
Шли дни. Меня одолевали противоречивые чувства: я так жаждал увидеть девушку в мулаа и в то же время решил вырвать ее из сердца, вычеркнуть из памяти! За все время я ни разу не встретился с друзьями, как мне ни хотелось с ними посидеть и поговорить! Наконец я не выдержал и снова присоединился к ним, придумав что-то в оправдание своего отсутствия.
Как и прежде, темой нашего разговора были действия германских подводных лодок против союзных флотов. Все мы желали победы Германии над Великобританией и ее союзникам.
Однако аль-Итр рассуждал иначе:
— Поймите, друзья, поражение англичан ничего не изменит. Уйдут англичане, им на смену тотчас же явятся солдаты императора Вильгельма. Немцы не постесняются прибрать к рукам бывшие владения поверженного врага, и нами по-прежнему будут помыкать иноземцы…
Рафат мрачно посмотрел на него:
— Выходит, нашей стране всегда суждено оставаться под чьим-то сапогом? Но ведь это ужасно!
— Невыносимо… — проскрипел Мамун. — Я готов стать гражданином какой угодно другой страны, более достойной и уважаемой…
— И тебе не стыдно так говорить? — обрушился на него аль-Итр.
Мамун вспыхнул:
— Я хочу идти по жизни с высоко поднятой головой. Хочу, чтобы меня уважали, а нет, так поищу себе другую родину!
Голос аль-Итра задрожал от волнения:
— Ты, очевидно, забыл слова Мустафы Камиля[10]: «Если бы я не был египтянином, то хотел бы стать им!»
— Не понимаю я этой философии, — закричал Мамун. — И вообще я по горло сыт пустой болтовней!
Тогда заговорил я, пристально всматриваясь в глубь улицы, сверля взглядом окутавший ее синеватый мрак:
— Что бы там ни было, а поражение англичан в этой войне мы могли бы рассматривать как нашу победу, как первый шаг к освобождению.
— Хуже, чем сейчас, нам вряд ли может быть. Поэтому любая перемена явится для нас благом, — сказал Мамун, глядя куда-то в пространство.
И тут я увидел стройную фигурку в черной мулаа, едва различимую в ночном мраке. Сердце мое бешено забилось. Все мы притихли и, не отводя глаз, следили, как она легкой скользящей походкой идет мимо.
10
Мустафа Камиль (1874–1908) — арабский патриот, крупнейший египетский публицист и просветитель, сыгравший выдающуюся роль в развитии национальных организаций и политической борьбе. Основатель политической партии «Хизб-аль-Ва́тан» — «Партия отечества».