— То, что ты понимаешь под наслаждением, — на деле великий грех.
— Я не считаю грехом то, что дает мне счастье. — Схватив его руку, я крепко стиснул ее: — Ко мне пришла любовь, аль-Итр, настоящая любовь, великая любовь!
— Это нечистая любовь, Фахим! Берегись!
— Полно, аль-Итр! Брось меня запугивать!
— Я искренне хочу тебя предостеречь, клянусь Аллахом!
— Хватит с меня этих искренних предостережений.
— У меня не укладывается в голове, как ты, приличный молодой человек, член нашего кружка, мог вступить в связь с девицей, которая продает себя англичанам и живет на их подачки. Где твой патриотизм?
Я деланно рассмеялся:
— Значит, в принципе ты ничего не имеешь против связи с проституткой, лишь бы она не путалась с англичанами?
— Я презираю людей, которые пресмыкаются перед врагом. Мы должны бойкотировать не только англичан, но и тех, кто им угождает.
— Знаешь что? Оставь меня в покое.
Мы пошли дальше, не разговаривая. Но мне вдруг стало как-то не по себе. Я едва передвигал внезапно отяжелевшие ноги.
Наконец я остановился:
— Спокойной ночи, аль-Итр!
— Ты куда?
— Это мое дело.
— Ну, что ж, твое так твое! Я все же буду молить Аллаха, чтобы он тебя не оставил.
VII
В расстроенных чувствах я сидел дома, запершись, и проклинал себя и красавицу Наваим.
Мысль о том, что она продается англичанам, начала тревожить меня задолго до разговора с аль-Итром. Продаваться врагам!.. Этого я не мог ей простить.
Но тут же я спрашивал себя: «А может быть, дело вовсе не в том, что они — англичане? Может, я негодую просто потому, что вынужден делить ее любовь с другими?..»
Несколько дней я не выходил из дому, ведя упорную борьбу с самим собой. И наконец принял решение: «Пойду к ней и поговорю по душам. Надо убедить ее раз и навсегда покончить с этим позорным занятием».
Твердо решив спасти падшую, я направился к ней. Но, едва увидев ее, тут же лишился дара речи и не смог вымолвить ни слова.
Она встретила меня с такой радостью, что все тщательно придуманные доводы и наставления мигом испарились у меня из головы. Ее глаза и теплота рук завораживали, лишали остатков воли.
Взявшись за руки, мы сели на софу.
— Я все думаю, — сказала она, — как это случилось, что я тебя полюбила еще до нашего знакомства? Ведь я видела тебя только при свете синих фонарей.
— Для меня это тоже загадка, — ответил я, не сводя с нее глаз, — я и сам полюбил тебя при свете этих же фонарей.
— Как странно, — шептала она, — любовь зарождается и крепнет во мраке, когда даже отчетливо не видишь любимого.
— Существуют невидимые силы, которые толкают мужчину и женщину друг к другу.
На ее лице появилось выражение любопытства:
— Какие силы?
Не задумываясь, я бухнул:
— Ну, например, внутренний магнетизм…
Глаза ее сделались большими от удивления:
— Что это еще за внутренний магнетизм?
Стремясь блеснуть эрудицией, я пустился в многословные объяснения:
— Внутренний магнетизм — особое и очень важное свойство человеческой души. Это способность передавать свои мысли на расстоянии. До сих пор это свойство мало изучено и его трудно объяснить. Видимо, оно и пробудило в нас с тобой влечение еще до того, как мы как следует разглядели друг друга. Мы почувствовали взаимную симпатию и интерес, и постепенно эти чувства перешли в страстную любовь.
Она наивно спросила:
— Значит, правду говорят, что любовь слепа?
— Слепым может быть глаз, но не разум.
Она задумалась, затем сжала мою руку:
— Как много ты знаешь! С тобой так интересно. Я столькому у тебя учусь. Как бы мне хотелось говорить с тобой обо всем, обо всем. Я все больше тобой восхищаюсь.
Наши губы слились в долгом страстном поцелуе.
VIII
Придя однажды вечером к Наваим, я столкнулся в дверях с английским офицером. Мы смерили друг друга взглядом, полным высокомерия и сознания собственного достоинства.
Я постучал. Увидев мое мрачное лицо, Наваим воскликнула:
— О, боже! Что случилось? Тебя кто-нибудь обидел?
— Мне тяжело встречать у тебя англичан. Я с трудом сдерживаюсь.
Взяв меня за подбородок, она спросила с задорной улыбкой:
— Но почему?
— Потому что я их ненавижу!
— И хочешь, чтобы и я их ненавидела?
— Вот именно!