Госпожа дала ему значительную сумму. Он взял деньги и тотчас же удалился в свою комнату, а там запер двери, раскрыл кошелек — самое ценное из сокровищ Мустафы Хасана — и высыпал себе на колени все содержимое. С жадностью и волнением пересчитывал он двести гиней, а когда кончил подсчет, радостно потер руки и бережно спрятал деньги в свой кошелек.
«Вот это получше, чем ты сам, Мустафа Хасан! — бормотал он себе под нос. — Получше, чем ты! Ты отказывал себе во всем, чтобы потом этим воспользовались другие…»
А слуги уже кончили дележ добычи, унесли награбленное и оставили умершего возле обломков опустевшего шкафа.
В тот же день, в четыре часа пополудни, состоялись похороны старого слуги Мустафы Хасана. Впереди двигалась процессия слепых шейхов, распевавших хриплыми голосами:
— Нет бога, кроме Аллаха!
За гробом шли слуги с евнухом Бешир-агой во главе. И на всех, за исключением евнуха, была новая одежда или новые сапоги, похищенные из имущества покойного. Каждый был доволен своей добычей, кроме водоноса Абд аль-Кави. Он сердито жаловался своему соседу:
— Я оказал покойному столько услуг, а не получил ничего ценного. Вот погляди, Осман-бербер — в шелковом халате, с дорогим кашемировым поясом. А чего стоят его феска и новые красные сапоги!.. А вот дядюшка Мадбули — смотри, какая у него красивая шерстяная рубаха! И это не считая нового одеяла и дюжины пар чулок!.. А что досталось мне?
— Что же тебе досталось, дядюшка Абд аль-Кави?
— Ничего, кроме этих огромных ботинок. Мустафа Хасан купил их на рынке за десять пиастров.
Но тут Бешир-ага повернулся, плюнул и грубо прикрикнул на водоноса:
— А ну, придержи язык, негодяй! Заткнись!
Плата
Перевод А. Долининой
Умм Лабиба вошла в комнату своей госпожи Икбаль-ханум и доложила, что явился извозчик и просит отдать причитающиеся ему деньги. Ханум нахмурилась и велела Умм Лабибе сказать извозчику, чтобы приходил после полудня. Служанка повиновалась. Но едва успела она передать ответ хозяйки, как пришедший разразился бранью и угрозами, грубо и настойчиво требуя денег.
Наконец он ушел и вернулся со своей коляской на стоянку, решив после полудня снова зайти и добиться уплаты во что бы то ни стало.
Несколько раз Уста Шихата возил Икбаль на далекие прогулки, но денег за это до сих пор не получил. Когда бы он ни приходил, его встречали обещаниями и отсрочками, а у него была большая семья и он терпел жестокую нужду.
Уста Шихате шел четвертый десяток. Был он человек веселый, несмотря на невзгоды, и люди часто слышали, как он, сидя на козлах и закинув ногу на ногу, напевает песенки про любовь. Когда мимо проходила красивая девушка, он заламывал свою старую, засаленную феску, раскачивал ногой, обутой в ботинок, из которого торчали пальцы, и с пылом и страстью принимался расточать любезности. А когда девушка проходила мимо, вздыхал в глубокой тоске и осыпал своих тощих лошаденок руганью и побоями.
Икбаль-ханум не придала никакого значения тому, что произошло. Она приблизилась к зеркалу и занялась туалетом, пытаясь скрыть приметы подкрадывающейся старости под слоем пудры. На лице ее уже начали появляться морщины, кожа покрылась пятнами. Ярко-рыжие, давно не крашенные волосы обрели у корней свой естественный цвет, и голова стала пегой, что выглядело пребезобразно. Окончив свой туалет, ханум со вздохом растянулась на длинной кушетке и принялась равнодушно листать альбом с рисунками.
Икбаль происходила из почтенной семьи и в юности являла собой образец скромности, чистоты и красоты. Судьба швырнула ее в руки мужа, игрока и пьяницы, который испортил ей жизнь и погубил ее душу. После его смерти она шла по начертанной им дороге и, погрязнув в пороке, с каждым днем опускалась все ниже в пропасть несчастий и бед.
После полудня извозчик вернулся и снова начал громко требовать денег, однако никто к нему не вышел. Тогда он оставил свою коляску под охраной какого-то мальчишки и изо всех сил принялся колотить в дверь, но она оказалась незапертой.
Икбаль все еще лежала на своей длинной кушетке, в прозрачной ночной рубашке, с распущенными волосами, во всей своей красе и, улыбаясь, прислушивалась к крикам извозчика.
Вошла служанка, но Икбаль не дала ей и рта раскрыть.
— Чего ты хочешь? — удивилась она. — У меня же нет денег! Отправь его, пусть придет в другой раз.
Но извозчик уже проник в прихожую и громко выражал свое недовольство.
Умм Лабиба, возмущенная такой дерзостью, бросилась к нему навстречу, пытаясь вывести его из прихожей. Они заспорили и стали браниться между собой. И вдруг на пороге появилась Икбаль-ханум. Она была все в той же прозрачной рубашке, с голыми руками и ногами. Совершенно спокойно Икбаль спросила:
— Что случилось, Умм Лабиба? Что за шум?
— Я хочу получить свои деньги? Вам не удастся их прикарманить! — закричал извозчик.
Икбаль улыбнулась:
— Мы хотим прикарманить твои деньги? Вот удивительно! У нас и в мыслях такого не было!
Только тут Уста Шихата заметил вызывающую красоту Икбаль. У него помутилось в глазах, гнев его сразу остыл.
— Извините, госпожа, но у меня ведь семья… — пробормотал он, глотая слюну и не отрывая глаз от ее тела, такого белого и нежного.
Видя, что извозчик потерял голову, Икбаль мягко проговорила:
— Неужели ты не веришь, Уста, что в моей сумочке сейчас совсем нет денег? Идем, я тебе покажу.
И она вошла в свою комнату. Уста Шихата последовал за нею. Занавеси в комнате были приспущены — здесь царил полумрак, пропитанный ароматом духов. Уста Шихатой овладело странное волнение, как будто его перенесли в какую-то волшебную страну, где все — тайна и мечта. Он устремил на Икбаль жадный взгляд, и она словно плыла перед ним, полуобнаженная, то приближаясь, то удаляясь в поисках своей сумочки. Уста Шихата вспомнил красавиц, которые катались со своими возлюбленными в его коляске, тех, кого он так долго и страстно желал. Он вечно тешил себя мечтой о них, но всегда возвращался домой с тоской и разочарованием…
Наконец Икбаль нашла сумочку, подошла к нему и совсем кротко произнесла, раскрывая ее:
— Вот видишь, в ней нет денег! Не придешь ли завтра? — И она бросила на него кокетливый взгляд.
Глаза извозчика засверкали, губы расплылись в странной улыбке. Он сказал:
— Я не могу отсюда уйти, ханум. Куда легче войти в баню, чем выйти![27]
Икбаль улыбнулась, остановилась перед ним и с минуту пристально глядела на него. Потом вдруг прижалась к нему и поцеловала в губы долгим поцелуем. Уста Шихате показалось, что весь мир завертелся вместе с ним. Он вздрогнул, как от электрического разряда. Никогда в жизни не ощущал он такого блаженства.
С тех пор Уста Шихата больше не являлся к Икбаль-ханум требовать своих денег.
Шейх Сейид слабоумный
Перевод А. Долининой
На полевой дороге показалась фигура шейха Сейида. Он шел медленно, задыхаясь под тяжестью своего огромного тела; одной рукой он загребал, как веслом, помогая себе при ходьбе, другой держал конец мешка, переброшенного за спину. В мешке были остатки пищи, которой его одаривали добрые люди. Грязная галябия[28] — единственная его одежда — вздувалась от резкого ветра, и тогда он казался еще огромнее. Иногда ветер приподымал рубаху, и из-под нее выглядывали растрескавшиеся, непомерно большие, как у слона, голени.
Шейх Сейид направлялся к арыку, который наполнялся водой от оросительного колеса; он спустился в том месте, где поят скот, и с жадностью начал лакать воду, как лакает животное, измученное жаждой.
Амм Хадар, садовник, который присматривал за быком, приводившим в движение колесо, подошел к шейху Сейиду, схватил его руку, поцеловал ее и потом сказал: