— Что случилось с тобой, сын мой?
Абд ат-Тавваб бросился к шейху, схватил его за рукав джуббы, покрывая ее поцелуями и орошая слезами.
— Не волнуйся, сын мой, — сказал имам. — Скажи мне, чего ты хочешь?
Сторож отвел его в укромное место и с жаром принялся рассказывать, как он развелся со своей женой тройным разводом[36], а теперь хочет ее вернуть.
— Есть лишь один способ, Абд ат-Тавваб. По закону нужно, чтобы на ней женился другой, и только после развода с ним она станет вновь дозволенной для тебя.
— А нет ли другого способа, святой имам?
— Таков закон, сын мой. Не мучай себя понапрасну.
Сторож в отчаянии понурил голову. Долго простоял он так, и вдруг на лице его появилось радостное выражение. Он поднял голову и уже без колебаний обратился к шейху:
— А не согласишься ли ты, господин мой, сделать ее дозволенной для меня? Ведь я тебе доверяю. Скажи, что ты согласен! — и бросил на шейха заискивающий, полный мольбы взгляд.
Эта просьба озадачила шейха Наима: он не знал, что ответить, и, чтобы скрыть смущение, вновь обратился к своим четкам. Абд ат-Тавваб несколько раз повторил вопрос, настойчиво упрашивая шейха помочь ему в беде.
Наконец имам ответил ему:
— Абд ат-Тавваб! Сегодня ночью я совершу истихаре[37] и испрошу благословения у Аллаха; если Аллах дозволит, то будет так, а если нет — то, значит, невозможно мне исполнить твою просьбу. До завтра, сын мой! Да пошлет нам Аллах успех в добром деле.
Абд ат-Тавваб поцеловал руку имама и пожелал, чтобы Аллах даровал ему успех. А шейх медленно направился и дому, опустив глаза, склонив голову и в глубине души своей славя Аллаха.
Шейх Наим провел прекрасную ночь; снились ему райские гурии с кристальными, светящимися телами — те, что обещаны нам в ином мире. Он поднялся на заре ликуя, совершил утреннюю молитву, потом — обряд истихаре и, быстро получив утвердительный ответ, возблагодарил за это Аллаха.
Утром явился к нему Абд ат-Тавваб, и имам рассказал ему о результате истихаре. Сторож обрадовался, тут же кинулся к своей разведенной жене и привел ее к имаму, чтобы тот заключил с ней брачный союз.
Важная церемония — церемония заключения брака и развода — была завершена наилучшим образом. Но жена Абд ат-Тавваба оставила в сердце шейха приятный след, и он почувствовал, как в глубине его души начало просыпаться что-то новое — сладостное и неизведанное доселе. Оно разливалось по всему его телу, подобно горячей волне.
Каждую ночь эта женщина снилась ему в образе ослепительно-белой гурии, шутила и заигрывала с ним. Он проводил ночь радостный и счастливый, а наутро, когда просыпался, чувствовал себя подавленным и все время испытывал какое-то тяжкое беспокойство: он не ведал, был ли этот сон одним из соблазнов проклятого шайтана или знаком великой мудрости, смысл которой от него пока скрыт. А днем, когда он ложился вздремнуть, в ушах звучал тайный голос: «Успокой сердце свое, о Наим! Соблазн шайтана далек от тебя!.. Следуй тем путем, который ты избрал: твори добро, пока ты в силах, — ведь Аллах вверил тебе верных рабов своих!»
Тогда он возносил хвалу и благодарность Аллаху, лицо его озарялось радостным светом, и проводил он свой день приятнейшим образом.
В местечке аль-Махарик и в окрестностях стало известно, что произошло у Абд ат-Тавваба с шейхом имама. И вот люди толпами стали стекаться в его дом. От чистого сердца, видя в этом благословение Аллаха, они предлагали ему своих жен, разведенных тройным разводом, чтобы, женившись на них, он вновь сделал их дозволенными для мужей. Шейх не отказывался ни от одного из этих бракосочетаний, соглашался на все с готовностью и благодарил Аллаха за его милость: теперь он уверовал в то, что исполняет лишь волю Аллаха, помогая его грешным рабам. Ведь делая жену вновь дозволенной для мужа, он соединяет семью после разлада, связывает брачные узы после разрыва!
Проходили дни и месяцы. Шейх Наим стал в местечке чем-то вроде племенного барана: не успевал он скрепить один брак, как его уже ожидал другой. Ночи шейха Наима превратились в сплошное блаженство. Теперь даже в облике его появилось нечто новое. Ходил он выпрямившись, как стройное дерево, и украдкой бросал взоры на красивых женщин. Он подстриг бороду — раньше никогда за ней не следил — и покрасил ее хной. С особенной старательностью закручивал он свою чалму и умащал себя благовониями. Он начал вставлять в разговор остроты, сопровождая их негромким приятным смехом. Его проповеднический пыл поулегся — теперь он во время проповеди понижал голос, говорил мягко, опустив глаза, а его меч спокойно лежал рядом: шейх больше не размахивал им с угрозой перед лицом верующих.
Однажды в дом имама явился молодой человек в феске и в пальто, с виду горожанин. Он тоже привел свою разведенную жену и хотел оставить ее у имама на несколько дней, чтобы она вновь стала дозволенной.
Шейх Наим сидел в тот час перед домом и болтал с женщинами, направлявшимися к каналу по воду. Молодой человек подошел, поцеловал руку шейха и сказал:
— Твой слуга Тихами, господин наш!
— Слушаю, эфенди, слушаю тебя. О чем просишь?
Тихами изложил шейху свою просьбу, и тот сразу же согласился.
Так Ситт аль-Кулль вошла в дом имама Наима, а ее бывший супруг вернулся в город ожидать положенного срока.
Ситт аль-Кулль была хороша собой, молода и кокетлива. Она провела в доме шейха несколько дней и заняла прочное место в его сердце. С каждым днем имам все сильнее привязывался к ней. Он даже перестал бывать в мечети, за исключением часов молитвы, стремясь как можно больше времени проводить с молодой женой. Каждое утро ходил он на рынок, покупал ей сласти и фрукты, приносил наряды и украшения, о чем, разумеется, заранее получал внушение от Аллаха. Шейх засыпал свою новую жену всем, чего она только желала. Ситт аль-Кулль видела, что он покорный муж, вроде дойной коровы, от которой можно получать блага без счета, — и дарила ему свою благосклонность. Каждый вечер она пела ему любовные песни, ударяя в бубен, или танцевала перед ним полуобнаженная, и ее ножные браслеты звенели соблазнительно и призывно. А он сидел, не отрывая от нее жадных глаз, и рот его раскрывался в чувственной улыбке, борода дрожала от волнения, а все тело раскачивалось из стороны в сторону в такт танцу. Когда же волнение его достигало предела, он поднимался, сбрасывал джуббу, разматывал чалму и, опоясавшись ею, сам начинал плясать, забывая в экстазе все на свете, кроме нее — кроме этой феи, похитившей его разум.
Тихами приехал в аль-Махарик и немедленно отправился в дом имама. При виде эфенди шейх помрачнел и велел ему прийти через несколько дней: женщина еще не пробыла здесь положенного срока. Тихами, недовольный, вернулся в город.
А на следующий день шейх Наим притворился, что болен и должен несколько дней отдохнуть. Он не пошел в мечеть — впервые с тех пор, как был избран имамом. Ни на минуту не расставался он со своей богиней, услаждая свой взор ее красотой и радуя сердце беседою с нею. Долго и страстно сжимал он ее в объятиях, словно желая своими сильными руками удержать ее, оградить от тех, кто хотел ее отнять; он покрывал ее руки горячими поцелуями, и слезы градом текли по его лицу.
А тайный голос шептал ему по ночам: «Не отпускай от себя Ситт аль-Кулль, о шейх Наим!.. Аллах даровал ее тебе, чтобы ты спас ее от когтей голодного льва. Она — супруга твоя, и ты — ее супруг!..»
Но Тихами явился снова и потребовал, чтобы имам исполнил обещание. Шейх очнулся от своих грез и резко заявил ему:
— Разве я не говорил тебе, чтобы ты не торопился?.. Аллах любит терпеливых, эфенди.
Но какого же терпения нужно еще имаму? Ведь со времени его женитьбы на Ситт аль-Кулль прошло уже более двух недель, а они договорились о нескольких днях! Тихами пришел в ярость, но был вынужден скрыть свои чувства. Он ушел, решив вернуться на будущей неделе.
Через неделю, в пятницу, соперники встретились на пороге мечети после молитвы, и шейх первый обратился к своему врагу:
36
По мусульманскому закону, чтобы развестить с женой, достаточно повторить ей трижды: «Ты разведена»; отсюда пошло выражение: «развестись трижды», или «развестись тронным разводом».
37
Истиха́ре (дословно: «испрашивание добра») — своего рода гадание по Корану об успехе задуманного дела. Мусульманин, совершив омовение, должен несколько раз прочесть соответствующие молитвы, а затем наугад раскрыть Коран и но словам, которые ему первыми попадутся на глаза, судить о результатах задуманного дела.