Он настаивал, чтобы она взяла деньги и посмотрела на них. Но Сабиха не протянула руки. Ее улыбка вдруг погасла, она задумалась и через некоторое время спросила очень серьезно:
— Откуда у тебя эти деньги, Абдассами?
Он нахмурился и недовольно ответил:
— Тебе незачем знать, где я их взял. Достал — и ладно. Они мои, и я внесу за тебя выкуп.
Тогда Сабиха заговорила едва слышно, будто про себя:
— Ты не мог продать скот — у тебя его нет. Ты не мог занять денег у родственников — у тебя их нет. И Хасан-ага не так уж щедр, чтобы подарить тебе такую сумму.
Она склонилась к юноше и пристально посмотрела ему в глаза:
— Почему ты дрожишь? Неужели?.. — Истина внезапно открылась ей, и она воскликнула: — Это не твои деньги, Абдассами, и ты не смеешь ими распоряжаться! Это деньги Хасан-аги. Это те самые тридцать фунтов, что пропали у него на прошлой неделе.
Будто черная туча покрыла лицо Абдассами. Он сказал, запинаясь:
— Значит, я вор? Я… я?..
— Тогда откуда у тебя деньги?
Абдассами говорил что-то бессвязное и бессмысленное, вид его был ужасен.
Сабиха начала ласково его успокаивать:
— Не сердись, Абдассами. Я тебя люблю и желаю тебе добра. Верни деньги хозяину, и Аллах простит тебе грех. Так нужно, Абдассами. Ты ведь честный, добрый. Не пятнай свою честь. Обещай, что вернешь деньги, так, чтобы хозяин ничего не узнал.
Слезы текли у нее по щекам.
— Я никогда не верну этих денег хозяину. Теперь они мои, и я внесу калым, — твердил Абдассами.
Сабиха вновь разрыдалась:
— Я не приму выкуп крадеными деньгами. Аллах не благословит наш брак. Не приму… не приму…
Он наклонился к ней и страстно зашептал:
— Я не могу от тебя отказаться, Сабиха. Не могу допустить, чтобы ты досталась другому. Я украл деньги ради тебя. Украл их у Хасана-аги, моего господина и благодетеля. Но это не преступление. Я беден, а сын старосты богат. Каким же оружием бороться с ним? Я совершил недостойный поступок, но он будет оправдан, если я смогу на тебе жениться. Ты не представляешь, как я мучился, узнав, что тебя просватали. Я чуть разум не потерял. Всю ночь просидел в своей комнате, уставившись в одну точку. И вдруг меня осенило… Я вспомнил, что Хасан-ага два дня назад получил от арендаторов пятьдесят фунтов. Деньги эти и сейчас лежат в его шкафу. Я подумал… какие-нибудь тридцать фунтов… Они не уменьшат богатства Хасана-аги… Не грех, если я их возьму. У него в банке много денег, да еще проценты он получает. Для меня же в этих тридцати фунтах — все мое счастье. Я это сделал ради тебя, Сабиха. Прости меня. А вину перед Аллахом я искуплю молитвой. Это единственное преступление за всю мою жизнь.
Сабиха все еще плакала. Она почувствовала на своем лице горячее дыхание Абдассами, его губы коснулись ее щеки. Он сунул ей в руки деньги и зашептал:
— Я тебя люблю, Сабиха. Не могу без тебя жить! Ты моя душа, свет моих очей, кровь моего сердца! Это твои деньги, возьми их, трать как хочешь. Они твои.
И он запечатлел горячий поцелуй на щеке Сабихи. Но этот поцелуй показался ей укусом змеи, а краденые деньги словно обожгли руки. Она отодвинулась:
— Отойди, Абдассами, оставь меня… не то я позову на помощь.
Куда девалось спокойствие, сдержанность Абдассами? Перед ней стоял словно другой человек. Он слышал слова Сабихи, по не понимал их и наступал на девушку. Она хотела закричать, однако Абдассами крепко прижал ее к себе. Бессвязные слова с хрипом срывались с его уст.
Завязалась борьба. Сабиха, боясь, что Абдассами овладеет ею, стала звать на помощь, но Абдассами зажал ей рот рукой. Иногда ей удавалось оторвать его руку, и тогда из ее груди вырывались прерывистые слова:
— Оставь меня, ты мне не нужен! Уйди, я тебя ненавижу… ненавижу!
Он отвечал ей страстно:
— Ты не выйдешь ни за кого, кроме меня. Я тебя обожаю… Ты должна любить… меня… Только меня…
— Ненавижу тебя, презираю! Зверь!
Вдруг она издала страшный крик, отозвавшийся эхом во всех углах амбара. Абдассами испугался. Ему почудилось, что его окружают люди, полицейские тащат его в тюрьму, а Сабиху отдают сыну старосты. Он весь задрожал. Что-то неведомое поднялось со дна его души. Он бессознательно сдавил шею девушки одной рукой, а другой все крепче зажимал ей рот, чтобы она не кричала.
— Я не дам тебе выйти за сына старосты, — неистово повторял он. — Ничьей не будешь, только моей. Я люблю тебя, и ты не уйдешь.
Силы девушки иссякли. Абдассами оставил ее, и она тяжело рухнула на солому.
Несколько мгновений он стоял, глядя на Сабиху, не понимая еще того, что случилось. Но вдруг осознал происшедшее и с криком припал к телу девушки:
— Нет, нет! Это не я!
Потом горько зарыдал, посыпая лицо землей, царапая его ногтями.
Хасан-ага, задумчиво перебирая четки, медленно шел по дороге мимо заброшенного амбара, — он направлялся в мечеть к вечерней молитве. На нем, как всегда, была полинялая феска, закрывавшая уши, на плечах — черная джубба и старая шаль, на ногах — рваные сандалии. Внезапно тишину прорезал нечеловеческий крик. Хасан-ага остановился и, оторвавшись от четок, стал внимательно прислушиваться. Ужасный вопль повторился. Тогда Хасан-ага бросился к амбару. Подобно избитой, израненной собаке, оттуда выполз Абдассами. Он хрипло стонал. Хасан-ага удивленно, с тревогой в голосе спросил его:
— Что с тобой, Абдассами? Кто исцарапал твое лицо?
Громко и мучительно рыдая, Абдассами закричал:
— Сабиха умерла, господин мой, я убил ее. Войди, вот она мертвая. А вот твои деньги, это я… я их украл.
И он снова стал царапать ногтями лицо и посыпать землей голову, продолжая мучительно стенать. Хасан-ага оцепенел от ужаса. На куче соломы лежало распростертое тело, рядом валялись деньги. Он хотел войти, но испугался мертвой. Наконец, зажмурив глаза, пересиливая страх, вбежал в амбар и начал лихорадочно подбирать деньги. Потом выскочил и закричал:
— Эй, люди, сюда! Здесь вор! Здесь убийца!
Наджия
Перевод Т. Городниковой
Шейх Аммар ас-Саадави завтракал с приятелем, шейхом Закария, в своем доме, в деревне Аш-Шамарих. Он сидел, понурив голову, взгляд его был печальным и тревожным. Казалось, мысли его витают где-то далеко. Иногда он машинально протягивал руку к тарелке, брал ломтик хлеба и клал его в рот.
В это время в комнату поспешно вошла старая служанка Умм Шалябия, наклонилась к Шейху Аммар ас-Саадави и что-то прошептала ему на ухо. Едва он услышал ее слова, как вздрогнул, глаза его налились кровью, он бросил на нее гневный взор и закричал:
— Вернулась Наджия? У меня нет дочери с таким именем! Уйди от меня, женщина, иначе я сломаю палку о твою голову!..
Он схватил трость и занес ее над служанкой. Испугавшись, та выбежала из комнаты.
Шейх ас-Саадави внимательно посмотрел на своего друга шейха Закария и сказал прерывающимся от волнения голосом!
— Десять лет назад я прогнал ее отсюда, как собаку. Она плакала и молила о прощении, но как я мог ее простить? Она запятнала мою честь вечным позором. Из-за нее я стал посмешищем во всей округе. До сих пор ни на кого не могу поднять глаз… Нет, я не был с ней жесток. Своим преступлением она заслужила смерть. Ей было шестнадцать лет, когда она опозорила своего отца. Она обманывала меня целый год. Жила в моем доме, рядом со мной, а я ничего не знал…
Закария начал успокаивать своего друга, и оба старика снова приступили к трапезе. Аммар ас-Саадави опустил голову и опять погрузился в глубокое молчание. Вскоре Закария встал и попрощался с хозяином. Ас-Саадави остался один. Он вспомнил далекое прошлое, когда его дочь Наджия была еще маленькой девочкой и он носил ее на плече, играл с ней… Вспомнил, как ходил с ней в поле и она вела за повод буйвола… Вспомнил, как на базаре, она сама выбирала себе сладости… Он видел ее смеющейся, порхающей вокруг него, словно кроткая голубка. Девочка с разбегу бросалась к нему, пряча головку у него на груди… А когда приходило время сна, он клал ее голову к себе на колени, напевал ей песенки и рассказывал сказки, как это обычно делает любящая мать.