Нас ждал автомобиль. Мы сели и покатили вдоль прекрасной набережной.
Я облегченно вздохнул, услышав, как Амаль сказала:
— Сделайте одолжение, отстаньте вы от Шакир-бека и с вашей рассеянностью, и с вашей гениальностью.
А Хайат добавила:
— Поговорим лучше о сказочном, прекрасном море, о купаниях и казино!
Мы прибыли на дачу, и мне показали мою комнату. Вскоре доставили и чемодан. Я разобрал вещи и переоделся.
После обеда мы провели дивный вечер на террасе, играя в карты, слушая радио и рассказывая веселые истории.
Я уже несколько дней жил в этой чудесной семье, окруженный заботой, сердечностью и вниманием.
Выполняя обещание, данное Туффахе, я каждый день вручал ей какой-нибудь маленький подарок, и она всякий раз вознаграждала меня крепким поцелуем. Однако мне было грустно, что я не мог видеть ее чаще: она вместе с воспитательницей жила отдельно, подчиняясь особому распорядку в занятиях, прогулках и еде.
Проходили дни… Однажды, когда я сидел в своей комнате у окна и перелистывал английский роман, который читал, когда не был занят чем-нибудь другим, из книги выпал маленький листок бумаги. Я поднял его и стал разглядывать… О, неожиданность! То была записка, и в ней лишь одна фраза: «Люблю тебя и отдаю тебе всю свою душу!»
Долго рассматривал я эту записку, несколько раз перечитывал ее. Мной овладело глубочайшее изумление; она была написана изящным женским почерком… Листок мог быть вложен в книгу лишь сегодня.
Этот роман находился у меня со дня приезда, я то и дело принимался за его чтение. Книга постоянно лежала у меня в комнате, на диване; значит, женщина, написавшая записку, могла вложить ее в книгу, только находясь у меня в комнате. Это очевидно. Но кто же, кто эта женщина?! Посторонних у нас не было. Значит, эта женщина… живет здесь, в этом доме? Я затрепетал от волнения и, стараясь собраться с мыслями, возбужденно зашагал по комнате, потом остановился, с досадой смял бумажку и отшвырнул ее прочь. Выглянув из окна, я увидел в саду моих друзей с женами: они сидели под красным зонтом. Я закричал им:
— Дорогие друзья, позвольте вас уверить, что я не так глуп!
Они удивленно и вопросительно подняли на меня глаза.
— Ваш заговор провалился, — продолжал я, — проделка не удалась. Это все, что я хотел вам сказать!
— Да исцелит тебя Аллах! — засмеялся Аббас.
День прошел как обычно, я больше не упоминал о своей тайне. Когда друзья спрашивали меня о таинственном заговоре и причине моей досады, я смеялся и менял разговор; я считал, что со мной сыграли неудачную шутку, и решил больше не касаться этой темы, но все же не переставая думал о загадочной записке и не раз мысленно повторял ее слова. Стоило мне оказаться в обществе моих друзей и их жен, как я ловил себя на том, что пристально рассматриваю женщин, сравнивая их красоту.
На следующий день после обеда я отправился в свою комнату и, как обычно, прилег отдохнуть.
Проснувшись, я взялся за английский роман, но едва открыл его, как из книги выпал листок такого же размера, как и вчерашний. Я поспешил поднять его. Там было написано: «Люблю тебя и отдаю тебе всю свою душу». Почерк тот же.
Я вскочил с дивана, решив положить конец этим шуткам.
Проходя мимо зеркала, я замедлил шаги и на мгновение остановился, потом отодвинулся, снова подошел… На меня глядел молодой человек невысокого роста, худощавый, с приятной смуглотой. Волнистые волосы… глаза небольшие, но лучистые, сияющие — в них явно есть что-то привлекательное. Ну разве похожи они на кошачьи, как уверяют мои друзья? В общем, недурен, даже красив. Однако все это ничто, по сравнению с веселым нравом и остроумием…
Шум промчавшейся мимо машины вывел меня из задумчивости. Я направился к туалетному столику, надушился, переменил булавку в галстуке на более дорогую и подошел к окну. В саду под красным зонтом сидела в одиночестве Амаль, жена Аббаса. Заметив меня, она очаровательно улыбнулась, приглашая спуститься. Я поспешил к ней.
Едва я приблизился, как она воскликнула:
— Вот чудо! Что это за аромат? Ваше приближение можно почувствовать за двадцать метров!
— А запах хороший?
— Просто чудесный! Садитесь, поболтаем. Все уехали в город что-то покупать. А нас с вами бросили.
Я не без некоторой робости присел. Внезапно она спросила:
— Вы еще не кончили читать ваш роман?
— Мой роман?
— Ну да, этот английский роман; да вот он у вас в руке.
Книга действительно была со мной. Я и сам не заметил, как захватил ее.
— Нет, еще не кончил, — с трепетом ответил я.
— Вы не находите, что этот роман социальный?
— А вы разве читали его?
— Нет, только перелистала разок-другой.
— Перелистали? А где вы его нашли?
— В вашей комнате, конечно.
— Вы были в комнате в мое отсутствие?
— А вы разве не знаете, мой друг, — ответила она, нежно улыбаясь, — что в мои обязанности входит присматривать за слугами?.. Ну, так вы согласны, что роман социальный?
— Совершенно согласен.
— И в нем ничего не говорится о чувствах.
— Каких чувствах?
— Любовных, конечно.
Сердце мое замерло:
— А вам нравятся любовные романы?
— Очень!
Сплетая пальцы на затылке, она откинулась назад, волнуя и восхищая меня красотою и нежностью рук, изяществом позы.
Но тут явился слуга и позвал ее к телефону. Она встала и ушла, бросив на меня обольстительный взгляд, а я продолжал сидеть, смущенный, но бесконечно счастливый. Потом отправился бродить по саду, углубившись в свои мысли и пытаясь подавить в себе вспыхнувшую страсть.
Вечером после ужина мы пили в гостиной кофе и курили. Потом Аббас и Фарид вышли, за ними последовала Амаль, и я очутился наедине с ее сестрой Хайат. Я собирался выйти вслед за остальными, но Хайат подошла к пианино и начала играть; вежливость требовала, чтобы я остался. Мелодия была восхитительна, я слушал как зачарованный, наслаждаясь красотой музыки. Едва Хайат кончила, я рассыпался в восторженных похвалах. Она с благодарностью взглянула на меня и спросила:
— Вам понравилось?
— Я в восторге.
— А как вы думаете, кто это сочинил?
— Большой музыкант, несомненно.
— Большой музыкант?!
— Разумеется.
— А если я вам скажу, что это сочинила я?!
— Тогда, значит, мое предположение меня не обмануло!
Мы оба засмеялись. Тут она уронила шелковый платочек. Я поспешил поднять его. От него исходил нежный аромат, напоминавший запах фиалок. Он показался мне знакомым. Но откуда? Я поднес платок к носу и сказал:
— Какой замечательный запах!
— Это особый сорт духов. «Ночь любви».
Я попросил Хайат извинить меня, быстро вышел в столовую и, вынув из бумажника знакомый листок со словами: «Люблю тебя и отдаю тебе всю свою душу», вдохнул его аромат. Тот же запах! Я понюхал еще и еще раз. Удивительно!
Я вернулся в гостиную с таким ощущением, точно на глаза мои надета повязка.
— Вам понравился этот запах? — услышал я голос Хайат.
— Очень!
— Это последняя новинка известной французской фирмы Барну. Я выписала свой флакон прямо из Парижа. Я очень дорожу этими духами. Во всем Египте вы не найдете второго такого флакона!
— Поразительно!.. Значит, эти духи имеются только у вас, у вас одной?
— Конечно!
— Да, но… возможно ли подобное?..
— Что именно?
— Правда ли, что эти духи имеются только у вас? У вас одной!
Она внимательно посмотрела на меня, потом мило рассмеялась:
— Что с вами, Шакир-бек? Вы не такой, как всегда!
— Простите… Я чувствую, что с моей головой творится что-то неладное.
— Может быть, вы выпили слишком много виски?
— Нет… но… по-видимому, я много курил… Однако вернемся к духам, духам «Ночь любви»!
— Почему вас так заинтересовали эти духи? — Она снова рассмеялась.
— Да нет… Дело не в этом… Видите ли…
— Может быть, вы хотите и себе заказать такой же флакончик и прибавить его к вашему собранию редкостей?!