— Может быть, тебе не по вкусу роль моего жениха?
— Что ты! Но это ведь только спектакль.
— Хотя бы и так…
— А не кажется ли тебе, что это самый настоящий обман?
Она метнула на меня сердитый взгляд:
— Ради бога, Фахим, не осложняй жизнь. Обойдись на этот раз без философских рассуждений.
Я засмеялся:
— Ты права, не надо ничего осложнять. Не сердись, я сделаю все так, как ты хочешь.
Но она не успокоилась.
— Обман?! — воскликнула она, вскочив. — О каком обмане говоришь ты, умник?
Пристально глядя мне в глаза, она сказала:
— Все мы обманщики, все! Или ты хочешь сказать, что сам никого никогда не обманывал? Ну-ка, скажи! Никогда не лгал, не лицемерил, не притворялся?
— Довольно! Довольно! Признаю́сь — я дьявол в образе человеческом.
Мы рассмеялись. Она прижалась ко мне:
— Ты мое счастье! Любовь моя! Сокровище!
Наши губы слились в страстном поцелуе. Вдруг раздался резкий звонок. Наваим вырвалась из моих объятий и бросилась к двери. На пороге стоял английский офицер. Она встретила его радостной улыбкой. Гордо подняв голову и бросив на офицера взгляд, исполненный презрения, я твердым шагом прошествовал к двери.
Не помню, как я сбежал с лестницы. Гнев и злоба буквально душили меня. «Нет, не пойду к ней на чай, — думал я, — не приму приглашение этой лицемерки. Больше она меня не увидит — ни здесь, ни там… Между нами все кончено… Навсегда».
XIV
Но на следующий день ровно в шесть я стоял у двери ее квартиры на привокзальной площади.
Из-за двери доносились звонкие мальчишеские голоса:
— Слава герою! Да здравствует майор Абдалла-бек — гроза англичан!
Сквозь шум слышался низкий хриплый голос:
— Да здравствует родина! Да здравствует свободный Египет! Долой мандат!
Ребята с энтузиазмом повторяли эти призывы.
В замешательстве стоял я перед дверью, не решаясь нажать кнопку звонка.
Но вот неожиданно дверь отворилась, и на площадку выскочил смуглый парнишка; он по-военному печатал шаг и лихо отдавал честь приятелям. Веселый и возбужденный, побежал он вниз по лестнице, прыгая через ступеньку. Это был мой знакомый — сын бавваба.
Заглянув в холл, я увидал там несколько мальчишек. На головах у них были цветные бумажные шлемы, в руках они держали обнаженные жестяные сабли и национальные флажки.
Появилась Бахийя. Она осторожно пробиралась между мальчиками и уговаривала:
— Потише, ребятки! Поиграли и хватит — вы ведь устали.
Шум и гам постепенно стихли.
Тут Бахийя заметила меня и, слегка смутившись, поспешила навстречу.
— Входи, пожалуйста! Прошу! — сказала она и жестом пригласила меня в холл. — У нас так шумно…
Мальчишки с любопытством уставились на меня, перешептываясь и подмигивая друг другу.
Я наклонился к Бахийе и тихонько сказал ей на ухо:
— Я помешаю им, может, мне прийти в другой раз?
Но она схватила меня за руку и ввела в гостиную:
— Нет, нет! Они уже наигрались. Это все товарищи моего Вафика. Подожди минутку! Я сейчас вернусь.
Она быстро вышла из комнаты. Дверь осталась приоткрытой, и я мог наблюдать за тем, что происходит в холле.
Перед мальчиками появился невысокий сухощавый старичок. Лицо у него было худое, с глубоко запавшим ртом. Он шел старческой походкой, опираясь на трость, стараясь держаться молодцевато, как командир на смотру полка.
Старичок был так мал и так худ, что почти не выделялся среди мальчишек. Все же мне удалось разглядеть, что одет он в поношенный черный фрак. Грудь его украшали самодельные раскрашенные ордена. Ребята запрыгали вокруг него, громко чего-то требуя.
— Построиться! — строго приказал старичок. — Порядок прежде всего!
Он выстроил ребят в шеренгу и каждому вручил кулек с конфетами.
Затем, став перед строем и изо всех сил стараясь держаться прямо, напрягая голос так, что вздулись жилы на его тонкой шее, он скомандовал:
— Песню!
Старичок принялся размахивать рукой и отбивать такт ногой, как дирижер полкового оркестра, а мальчики старательно выводили:
С последним словом этой патриотической песни старичок крикнул:
— Отдать честь!
Руки ребят взлетели к головным уборам. Последовала команда:
— Р-разойдись!
Мальчики снова загалдели, покидая холл и на ходу обсуждая свои дела.
В комнате остались лишь старичок и мальчик — по-видимому, Вафик.
В холл вошла Бахийя:
— Папа, сними фрак. Да и Вафику нужно умыться и сменить платье.
Старичок закивал, как послушное дитя:
— Сейчас, сейчас все сделаем.
Взяв мальчика за руку, он исчез с ним в коридоре.
XV
— Извини, пожалуйста, за шумную встречу! Ничего не поделаешь! Дети есть дети! — сказала Бахийя, входя в гостиную.
— О каких извинениях может идти речь! И потом, я очень люблю детей!
— Правда, любишь?
— Конечно! У меня есть маленькие братья и сестры, и я часто с ними вожусь.
— Как я рада это слышать! А теперь пойдем. Чай готов.
— Спасибо.
Мы прошли в столовую. Увидев нарядный стол, уставленный тарелками с сандвичами, пирожками и всякими сладостями, я воскликнул:
— Да у тебя тут настоящий пир! Зачем это?
Она ласково улыбнулась:
— Иначе нельзя. Сегодня ко мне впервые пришел мой жених.
Ее слова были мне приятны.
— Это такая честь для меня! — сказал я.
— Честь?.. — переспросила она с усмешкой. — Такая ли уж?
— А разве не честь быть женихом такой прелестной девушки?
Она подавила вздох и тихо произнесла:
— Какое было бы счастье… если бы я действительно была девушкой…
Желая отвлечь ее от горьких мыслей, я сказал:
— Ты и есть девушка — чудесная Бахийя, а я твой жених. Кто может это отрицать?
— В первую очередь ты сам.
— Но разве в это мгновение мы с тобой не жених и невеста?
— К сожалению, даже это мгновение — иллюзия.
— И все-таки мы не должны упускать таких мгновений. Надо наслаждаться ими, ни о чем не думая. Может быть, мир обмана и иллюзий окажется добрее к нам, чем мир реальный.
— Это ты хорошо сказал! Даже на душе веселее стало! Когда ты говоришь, я чувствую себя школьницей, внимающей словам учителя.
— Я был бы счастлив и горд иметь такую способную ученицу.
Бахийя улыбнулась мне милой приветливой улыбкой, в которой как в зеркале отразилась ее чистая душа.
Затем она стала разливать чай и радушно потчевать меня пирожками и прочими лакомствами.
Некоторое время мы молча поглощали эти вкусные вещи и пили чай, поглядывая друг на друга и улыбаясь.
Но вот в комнату вошел седой старичок, ведя за руку мальчика. Оба они успели переодеться.
Бахийя встала и представила:
— Мой отец — Абдалла-бек.
— Майор Абдалла-бек, — поправил ее старичок.
Бахийя смущенно улыбнулась:
— Да, конечно… майор Абдалла-бек. Извини, пожалуйста, папа! — Затем она указала на меня: — Фахим-бек, точнее — доктор Фахим. Помнишь, я тебе о нем говорила?
Старик подошел ко мне и крепко пожал руку:
— Ваш визит — большая честь для нас, доктор Фахим! Дочь рассказывала о вас много хорошего.
Бахийя обернулась к мальчику:
— А это мой сын Вафик!
— Тут представления излишни, — перебил я ее.
Бахийя рассмеялась:
— Это почему же?
— Потому что он — точная копия своей мамы.
— Как приятно это слышать!
Я подошел к мальчику. Он смотрел на меня очаровательными материнскими глазами. Да, это ее глаза — тот же миндалевидный разрез, тот же обворожительный взгляд. Подняв ребенка, я поцеловал его в лоб. Затем вынул из кармана коробку с красками и протянул ему: