Кулуар не мог зализать свои раны. Кровь долго сочилась из них. Наконец он задремал, время от времени жалобно взвизгивая во сне.
Утром Кулуара разбудил визг отчаянно голодного Джи, который не понимал, где же их хозяин и почему он его не кормит столько дней. Пес сам был голоден. Воспаленными глазами он поглядел на поросенка, и тот немедленно замолчал.
Брыська спрыгнула со стола и отправилась на охоту. Кулуар обнюхал место ночного сражения, сбегал к реке и порычал на мертвую волчицу. Вернувшись, он увидел Джи, который что-то отыскал в снегу у крыльца и, торопливо чавкая, помахивал закрученным хвостиком.
Кулуар опять поглядел на поросенка, и кто его знает, что могло бы случиться, но в это время ветер снизу, из долины, донес запах, заставивший Кулуара вздрогнуть. Он секунду постоял, принюхиваясь, и вдруг бросился к дороге с радостным звонким лаем…
Вышли рано, до свету. Виктор первое время зябко поеживался. Мерзли колени. Резкий предутренний ветер пробивал одежду. Но шли быстро и вскоре разогрелись. Понемногу светлело, розовели горы, и стало видно, что на гребнях над головой висят на головокружительной высоте многотонные снежные карнизы и причудливые навивы, вот-вот готовые ринуться вниз и смести все, что попадается на пути. Виктору было страшновато, и в таких местах он невольно ускорял движение.
Тропа у Голубого ручья, которую в свое время вырубил в склоне Матвей Иванович, оплыла на вчерашнем солнце и покрылась крепким ледяным настом, чуть припорошенным ночным снежком. Едва вступили на нее, как правая лыжа у Виктора соскользнула, и он чуть не покатился к чернеющему над рекой обрыву. Раскрасневшееся лицо его побелело. Матвей Иванович достал из рюкзака веревку, и этот участок они прошли, сняв лыжи и поочередно охраняя друг друга, перекинув веревку через лыжную палку, воткнутую в снег.
Вихрем перелетев по снежному мосту на другую сторону ущелья, Виктор затормозил, оглянулся и не поверил:
— Ведь мы вон где прошли, Матвей Иванович!
— Ну что ж, прошли. Надо, так везде пройдешь. Да ты погоди, привыкнешь…
Не доходя километра до лагеря, они услышали радостный лай Кулуара.
— Ах он, разбойник, — ласково проговорил Матвей Иванович, — радуется…
Они вышли из леса и на прямом участке дороги, поднимающемся к лагерю, увидели Кулуара. Не переставая звонко лаять, он громадными прыжками приближался к ним. И, когда Кулуар был уже рядом, на дороге показались еще две ныряющие в снегу точки. Это Брыська, задрав хвост и жалобно мяукая, торопилась навстречу хозяину. А сзади, прорывая в снегу траншею, с визгом упорно пробивался вперед поросенок.
Кулуар положил передние лапы на грудь хозяину и настойчиво пытался облизать ему лицо.
— Подожди, подожди, — отбивался Матвей Иванович, — что у тебя на шее? С кем это ты подрался? Ах вы, бедные мои звери! Пошли, пошли скорее! Поедим чего-нибудь… Кулуар, не мешай!
Матвей Иванович поднял мяукавшую Брыську и, спрятав ее за пазуху, сказал Виктору:
— Подхвати поросенка, а то он, глупый, в снегу увязнет. Кулуар, марш домой!..
Из облаков прорвалось солнце и затопило своим светом дорогу, лес, вершины и склоны гор, всю долину. Высоко-высоко, под самым гребнем нависающей над Голубым ручьем вершины, куда-то пробиралась цепочка туров.
— Ведь они, подлецы, — сказал Матвей Иванович, — пласт подрежут и лавину вызовут. Куда только их нелегкая не носит!.. Ну, Виктор, видишь крышу? Вот мы и дома…
ЛЕС ИДЕТ
Красивое, но мрачное и тесное ущелье ведет в глубь гор.
Дорога, разбежавшись в жаркой безлесой степи, теперь то карабкается по скалам, нависшим над бешеной рекой, то, спускаясь, проскальзывает у их подножия. Навстречу мчатся клокочущие зеленоватые воды рожденной в ледниках реки и с размаху бьют о берег, подмывая его. Сверху одно за другим несутся телесно-желтые окоренные бревна, с глухим звоном наскакивая друг на друга или стукаясь о камни: «бомм… бомм…»
За рекой дремлет тысячелетний монастырь. В его узких окнах-бойницах растут молодые деревца. Ветры и дожди обточили его стены, но, сложенный из огромных камней искусными мастерами, он простоит еще долго, серый и крепкий, как скала.
Дорога, петляя, забирает выше и выводит к теснине. Полукилометровые красные скалы сжали в этом месте реку: она бушует под ногами в провале, а дорога лепится над ней, идет по бревенчатому настилу, пристроенному на подпорах к скале.