Внизу вода разбивается в пену о черно-ржавую громаду фашистского танка.
Он лежит там, мертвый, с замурованной навечно командой, как напоминание — горы не любят непрошеных пришельцев.
От танка вверх по реке тянется самый опасный участок сплава — пикет номер пять. Вода здесь кипит, мечется между каменными стенами и галечными отмелями, беспрерывно меняя направление. Бревна не успевают поворачиваться. Река, как норовистый конь, расшвыривает их по берегам или заклинивает с размаху между зубьями торчащих из пены камней, будто не желая нести навязанную ей ношу.
На пикеты назначают по двое.
Опытный сплавщик Семен Коркин работает с молодым напарником Пашкой.
С утра они начали обход пикета, сталкивая ро́чагами[8]застрявшие бревна. Спустить на воду прибитый к берегу лес для сплавщика просто. Но если река забросит бревна на камни посредине, — это работа!.. В такое дело Пашку Семен еще не пускает. Постояв на берегу и прикинув, как лучше действовать там, на камнях, Коркин лезет в воду. Неширокая протока отделяет камни от берега. Но, как только Семен в нее вступает, вода закипает вокруг него. Там, где глубина всего по колено, она, встречая преграду, поднимается почти по пояс, а где чуть глубже, — захлестывает еще выше.
Течение волочит по дну крупные булыжники. Они глухо рокочут, перекатываясь, и бьют по ногам. Надо еще посматривать, чтобы выскочившее из-за поворота бревно не сбило с ног. Тогда — конец.
Добравшись до камней, Семен быстро и точно работает рочагом. Освобожденные бревна одно за другим подхватывает и уносит река.
Пашка, спустившись вниз, перекинул свой рочаг с берега на торчащий из воды камень, устроив что-то вроде моста. Если Семена понесет, — он ухватится…
В ледяной воде долго работать невозможно. Холод забирается все выше и, наконец, подкатывается к сердцу. Семен, упираясь рочагом со стороны течения — иначе свалит, — возвращается обратно.
— Зашлись! — кричит он подбежавшему Пашке и пританцовывает на месте, чувствуя, как понемногу отходят онемевшие ноги.
Солнце, забравшееся в зенит, заглядывает в ущелье, и мрачная, грозная река становится сверкающей, радостной. Мокрая галька отмели просыхает на глазах. Время обедать.
Пока Пашка возится вокруг костра, помешивая в закопченном котелке, Коркин лежит на камне под горячим солнцем и сушится. Тепло разливается по телу.
Легкие облака плывут над ущельем. Привычно шумит река. Над головой сплавщиков по настилу осторожно пробирается машина.
— Того и гляди свалишься оттуда — и крышка! — восхищенно говорит Пашка, отхлебывая из котелка горячий суп. — Верно, Семен Петрович?
— А ты ведь, — улыбается Коркин, — сам на шофера учиться хочешь.
Проглотив кусок хлеба, Пашка отвечает:
— Ну что ж… и выучусь.
Машина скрывается, обогнув скалу.
Сплавщики встают и берутся за рочаги…
Еще некоторое время дорога вьется под скалами, и вдруг крутые склоны расступаются, образуя широкую, ровную, залитую солнцем поляну.
Белые домики разбросаны под могучими соснами. Это Архыз — поселок лесорубов.
Тихо и пустынно в будние дни на улицах поселка, по которым с гор текут-журчат ручьи и важно путешествуют гуси. Лишь ребятишки, устроив из камней запруды, купаются в чуть нагретой солнцем снеговой воде и визжат, как нанятые. Их голоса подхватывает невидимый ветер и уносит, слегка пошумев в соснах, вместе с запахом хвои и горных трав вниз, в ущелье.
В конторе лесопункта, в магазине, в клубе и даже на почте тоже пустынно. У моста через реку над водопадом притаились в камнях неподвижные фигуры поселковых мальчишек. Они ловят в сверкающей буйной воде хитрую горную рыбу форель.
И кажется: где-то внизу, в душной степи, осталась кипучая жизнь, работа, движение, а здесь все замерло, дремлет под горячим солнцем, обдуваемое прохладным ветерком с гор.
Пока телега грохотала по бревенчатому мосту, говорить было невозможно — язык откусишь. Но, как только она остановилась у почты, Степан Мохов опустил поджатые ноги на землю, встал во весь свой огромный рост и наклонился над телегой. Сунув в нос старику Порхунову, по прозванию Шатун, кулак величиной с двухпудовую гирю, он сказал:
— Видал?.. На вот твоему Фомичеву. Начхать мне на бригадирство, не жалко. А лес, значит, так и будем рубить, который потоньше? — Мохов огляделся вокруг, как будто хотел найти и показать им, какой они лес будут рубить — прутики! У почты стояла девушка, видимо городская, в брюках, ковбойке и широкополой белоснежной шляпе. Она изумленно и чуть насмешливо смотрела на Степана. — Вот, — продолжал он, мельком взглянув на нее, — барышнешек понаехало. Берите их в помогу. Будете хворост собирать. Лесорубы… Тьфу!.. Бывайте! — зло добавил он после паузы, приподнял над головой фуражку и крупным шагом пошел в гору.
8
Рочаг — крепкий шест из ствола молодой пихты, чуть стесанный на конце, чтобы удобнее было его заводить под бревно.