На баскетбольной площадке появился народ. Четверо классных баскетболистов безжалостно обыгрывали начинающих. Счет рос катастрофически. Фермер вместе с другими зрителями смеялся над неумелыми попытками начинающих защитить свою корзину. Потом он помрачнел, встал и вышел на площадку.
— А ну давай, — сказал он начинающим.
Теперь положение изменилось. Фермер, используя свой рост, легко перехватывал мячи у своего щита и командовал:
— Вперед!
Он не стремился атаковать сам. Это было бы слишком просто. Он мог, получив мяч, пройти с ним через всю площадку и положить его в корзину. Но Фермер выводил под щит кого-нибудь из своей команды. Его доверие воодушевило начинающих. Борьба стала равной и острой. Команда Фермера медленно набирала очки. Зрители орали «брра-во!», классные баскетболисты нервничали и грубили.
В это время подошла Роззи. Она обвела устало-ироническим взглядом площадку и неторопливо сказала:
— Фермер, ты мне нужен.
— Сейчас, Роззи. Мы сравняем счет.
Роззи помолчала. Потом тряхнула мальчишеской головой и требовательно повторила:
— Я жду…
Фермер развел руками, как бы извиняясь перед своей командой, и вышел из игры. Его проводили разочарованными взглядами.
— Что случилось, Роззи?
— Ничего. Мне скучно.
Наслаждаясь своей властью, Роззи положила руку на согнутую руку Фермера и повела его к палаткам.
— Странно, — насмешливо и безжалостно сказала Роззи. — Почему твоя мускулатура стала такой деревянной? Можешь расслабиться.
Фермер не нашел ответа. Он не умел отвечать быстро. Он был совсем другим человеком.
А Миллионер вместе с Юрой стоял у палаток, смотрел на спящего Жандарма и что-то соображал. На его остроносом лице застыла мстительная улыбка.
— Довольно бездействовать, — сказал он. — Сейчас мы кабаре устроим.
— Кабаре? — переспросил Юра.
— Беби, — Миллионер презрительно скривился. — Это такое мероприятие: сидишь и пьешь коктейль, а перед тобой джаз, герлс, световые эффекты — феерия! Умеют жить! Железно!
Миллионер вздохнул. Ясно было, о чем он вздыхает. У Юры было другое мнение. Он пробормотал:
— Не вижу ничего железного.
— Можешь не видеть, — зло сказал Миллионер. — Тащи краску.
Нельзя сказать, что Юра не понимал существа того самодеятельного спектакля, который они собирались разыграть. То, что затеял Миллионер, было оскорбительным для Николая Григорьевича Прохорова, а Юра его уважал. Но ведь погода в самом деле стала лучше. Выходит, Прохоров перестраховался?
Юра побрел к хозяйственному складу, надеясь на пути встретить Павлушу или, в крайнем случае, Лину, — посоветоваться. Он заглянул в клуб — нету.
Юра махнул рукой. В конце концов с бюрократизмом и перестраховкой в альпинизме надо бороться, невзирая на лица. Сколько групп могло сегодня уйти на восхождения, если бы не Прохоров?
Краску удалось достать масляную, и она плохо приставала к влажному боку Жандарма.
Миллионер нетерпеливо выглядывал из-за палатки.
Наконец Юра кивнул: «Готово!» И «джоны» вышли на площадку перед клубом, связанные веревкой, с ледорубами в руках, в штормовых костюмах с поднятыми капюшонами. За спинами у них висели чудовищные рюкзаки. Они шагали преувеличенно осторожно. Идущий впереди Миллионер время от времени останавливался, жестом просил его страховать и на ровном месте «рубил ступеньку». Только после этого он осторожно ставил ногу, оборачивался и командовал следующему: «Пошел!»
Юра сидел на траве около Жандарма и видел, как из разных концов лагеря собирались привлеченные пантомимой альпинисты. Смысл ее был ясен: группа отправлялась на восхождение, взяв все необходимое и страхуясь даже там, где страховаться не надо.
Миллионер обнаружил незаурядные мимические способности. Он забил в воображаемую скалу крюк и начал было спускаться, соблюдая классическое правило «трех точек опор», но, решив, что этот путь небезопасен, вернулся и, почесав в затылке, стал искать другой. Среди альпинистов послышался смех. Юра тоже засмеялся. Преодолев со «страшным напряжением» расстояние в пять метров, которое отделяло «джонов» от бетонной лесенки, Миллионер остановился перед ней в раздумье. Он заглядывал с высоты первой ступеньки вниз с таким выражением, будто под ним был обрыв в несколько сотен метров. Народ прибывал.
— Давай, давай. Не бойся! — закричал Женя Птицын.
Но Миллионер подозвал к себе остальных членов группы, и, обменявшись несколькими жестами, они стали готовиться к спуску способом «сидя на веревке» так, как действительно спускаются с отвеса.
Настало время. Юра щелкнул щенка по носу. Жандарм вскочил и, увидев перед собой столпившихся у лесенки «джонов», бросился на них с визгливым лаем.
Все увидели на его боку надпись: «Начспас».
Жандарм как будто категорически запрещал дальнейшее движение.
Взрыв хохота прокатился над толпой зрителей. Миллионер торопливо полез в карман штормовки за выходными документами, показал рукой на солнце, сквозь разрывы облаков освещавшее лагерь и ближайшие вершины, оправдываясь, похлопал по своему переполненному рюкзаку, — ничего не помогало.
Жандарм остервенялся еще больше.
Его нелепая злость, воинственно поднятый прутик хвоста, болтающиеся глупые уши действительно были комичны.
На веранде столовой смеялись подавальщицы, выбежавшие взглянуть на то, что происходит. Юра, забыв все на свете, катался по траве. Сдержанно улыбался обвешанный крючьями и обвязанный веревкой Фермер, открыто и заразительно смеялись Джон и Роззи. Даже на лице Миллионера появилась на мгновенье торжествующая улыбка. Он умолял Жандарма «разрешить» продолжать движение, но щенок вошел в раж, и остановить его теперь было невозможно.
И вдруг все стихло. Миллионер изумленно взглянул на альпинистов. На их лицах еще теплились улыбки, но уже какие-то сконфуженные, стыдливые. Они смотрели на домик начспаса. На пороге, опершись рукой о косяк, стоял Прохоров и наблюдал пантомиму.
На сердце у него было горько. Он пытался оправдать молодежь. Едва ли они понимают, что делают. Им ли знать, что для его поколения не было слова оскорбительнее слова «жандарм»? Как быстро все забывается!
«Может быть, я и в самом деле перестраховщик? — думал Прохоров. — Разве стали бы они так дружно смеяться, если бы в этом представлении не было хоть зернышка правды? В чем же моя ошибка?»
Миллионер продолжал паясничать. Жандарм рычал. Но Фермер, опустив голову, собирал веревку в кольца, а зрители молча расходились.
Юра глубоко страдал. Впервые за все время, пока он был в лагере, ему захотелось быть подальше отсюда. Очень кстати подошла тучка. Закрапал дождь, Жандарм убежал под веранду. Вскоре на территории лагеря стало пустынно, только из палаток доносилось гуденье — там обсуждалось «кабаре».
Юра намочил тряпку в керосине и пошел искать Жандарма. Ловить пришлось долго. Жандарм не давался. Он не любил запаха керосина.
— Подлец, — шептал Юра сквозь зубы, ползая в темноте под верандой с котлетой в одной руке и тряпкой в другой. — Подлец!
Многие были удивлены, когда перед отбоем стало известно, что Прохоров подписал «джонам» выходные документы.
— Подействовало, — хихикнул кто-то, но на него цыкнули. Он замолк.
Замполит долго сидел в домике начспаса, рассматривая кроки маршрута, списки снаряжения и продуктов, проверяя подписи членов маршрутной комиссии.
— Ты не ошибаешься, Николай? — спросил он, перевернув последнюю страницу.
— Видишь ли, мне кажется, что они кое в чем правы. Сильная, спаянная группа может пройти везде и при любых условиях. Почему мы взяли за правило не доверять молодежи? Не отталкиваем ли мы ее от себя? Я вот думаю о другом: надо нам чаще ходить вместе. А то группы создаются сами по себе, по принципу — приятель к приятелю. Интересы, скажешь, общие? Да, но и грехи общие, общие возрасту. В смешанных группах они должны исчезать быстрее — приходится считаться и с чужими взглядами. И потом, у меня нет оснований их задерживать. Вот сводка. Ураганов не предвидится.