Выбрать главу

Кулуар скрылся в клубах снежной пыли. Клокотал и ревел этот адский котел.

И когда через полчаса все затихло, Андрей и Худяков увидели внизу несколько убегающих по леднику фигурок.

ВСТРЕТИМСЯ ЗДЕСЬ ЖЕ

Нарзан на меду

Новички спускались с зачетной вершины.

Да разве это теперь новички?

Посмотрите, как уверенно скользят они на ногах, будто на лыжах, по крутому снежнику, — глиссируют. Как легко и точно прыгают с камня на камень по осыпи. Как бегут, именно бегут, вниз по травянистому склону короткими шажками, с ледорубами на изготовку!

Они, конечно, еще не мастера; сегодня закончилась только первая ступень образования альпиниста, совершено первое зачетное восхождение, но если бы загорелых, обветренных, возмужавших ребят поставить рядом с теми, которые двадцать дней назад приехали сюда и восторженными глазами, с замирающим сердцем, смотрели на горы, — едва ли можно было бы их узнать. Люди покоряют горы, но и горы воспитывают своих покорителей.

Конечно, сегодня выдающийся день. Впечатление от первой взятой вершины останется в памяти навсегда. Останется в памяти и то особое чувство простора, вольности, сознания своей силы, которое они испытали на вершине, когда орали там «ура», фотографировались в десятках положений, ощущали разгоряченными щеками особый, вершинный ветерок и пожирали глазами раскинувшееся под ногами сурово прекрасное царство гор. Что значили теперь литры пролитого пота, натруженные лямками рюкзака плечи, губы, потрескавшиеся и покрывшиеся волдырями от горного солнца и ледяной воды!

Но странное дело. Оказывается, медленно лезть по скальному гребню или вбивать тяжеленные окованные ботинки в крутую стену слежавшегося фирна, — лезть вверх легче, чем идти последние километры до лагеря по проезжей дороге. Вот где обычно сказывается усталость… И жара. Горное солнце беспощадно.

Чтобы понять, как хочется пить, надо самому оказаться в таком положении. Река рокочет далеко внизу — не напьешься, а кажется, что и кровь в тебе загустела. И вдруг картон. На картоне надпись: «Нарзан на меду» — и стрелка, указывающая в землю.

Это настолько поразительно, что не сразу доходит до сознания. Лишь инструктор Саша Веселов, лукаво улыбаясь, снимает рюкзак и командует: «Достать кружки!» — и все инструкторы отходят в сторону, тоже улыбаясь друг другу.

Саша Веселов раздвигает высокую траву. Груда камней. Щепочка торчит будто случайно. И по этой щепочке течет жидкость. Холодная, кисловато-сладкая. То есть такая, какая нужна в жару, когда пересохло горло, когда кажется, что сию минуту умрешь, если не выпьешь воды.

— П-позвольте, — удивленно говорит Юра Мухин, в числе первых пробившийся к источнику, — это компот!

— Какой компот?!

— Дайте мне. Ребята, раздайся!

— Погоди, разольешь!

— Правда!

— Что правда?

— Компот!!

— Вот черти! Кто это придумал?

— А здорово.

И вот перед Линой вырастают почти одновременно Юра и Павлуша с кружками.

— Нарзан на меду, — говорит смеясь Юра.

— Пей, Лина, — вторит ему Павлуша.

У Лины отчего-то першит в горле, и, выпив залпом почти всю кружку, другую она разливает и отдает ребятам:

— Это ваше…

Губы у нее влажные, глаза смеются, в горле уже не першит. И любит она этих двух ребят, любит… Только которого сильнее, этого никто не знает.

Вскоре на придорожных громадных камнях появляются надписи:

Первая: «Рюкзак тяжел, устали ноги, но ты альпинист и трудности тебе нипочем».

Вторая: «Отныне мужество — твой спутник в жизни».

Третья: «Привет новому отряду советских альпинистов!»

Четвертая: «Душ. Обед. Ужин. Письма. Телеграммы. Поздравления. Танцы и другие культурные развлечения. Спокойный сон в комфортабельной палатке и пр., и пр., и пр…» И стрелка, указывающая дорогу к этим удовольствиям. А оценить их полностью может только тот, кто хоть однажды, усталый, спускался с гор.

Наконец недалеко от лагеря щит. На нем написано:

«Ввиду малиноопасности лагерь перенесен к Холодному озеру.

Имейте это в виду, товарищи альпинисты.

Вперед!

Начспас Камнепадов».

— В самом деле, вперед! — кричит Юра. — Долой малиноопасность! Спасибо старику Камнепадову.

— Ха-ха-ха!..

— О-ох-хо-хо!..

Куда же девалась усталость?

Да разве ей здесь место?

Конечно, ребята выяснили, что в груде камней была спрятана бочка с компотом. Осталось неясным только, кто открыл кран. Вероятно, Саша Веселов. Он ведь первый подошел к источнику. И объявление на щите оказалось чистейшей мистификацией. Лагерь был на месте. Но это объявление имело целью проверить, а хватит ли сил и выдержки пройти, если потребуется, еще три километра?

И вот головное отделение выходит на линейку, выстраиваясь в затылок; рядом строится другое, третье, четвертое, пятое…

На линейке начальник лагеря, начальник учебной части — все начальство. Рапорт. Новички не шелохнувшись слушают, как докладывает командир отряда Николай Григорьевич Прохоров. Потом приветствия, цветы, смех и команда:

— Разойдись! Мыться, бриться, прихорашиваться!

Лагерный флаг колышется в небе. В душевом павильоне дым коромыслом. В столовой накрыты столы. Цветы стоят в вазах. В лагере оживление. Новички вернулись значкистами.

Перед отъездом

Вот и все. Смена закончила свою работу. Больше нет занятий. Маршрутную комиссию, в которой заседают такие заслуженные альпинисты, что, кажется, знают каждый камень и каждую трещину по пути к любой вершине, — не беспокоят. Врач отправился собирать малину, а раньше он не имел времени, чтобы вылезти из своей медицинской мансарды над клубом.

Вчера в торжественной обстановке выдали значки. Вечером устроили бал и Павлуша танцевал с Линой. А сегодня после завтрака Лина сидит с Юрой на солнцепеке у бассейна. Они загорают и о чем-то говорят. О чем?..

Вообще последний день в лагере — день грустный.

А ведь солнце сияет с утра и вершины по-прежнему гордо возносятся к синему небу, и среди них та, снежная, на которой они позавчера были.

Но уже нет того постоянного волнения, которое испытывал каждый альпинист в лагере: какая завтра будет погода, разрешит ли врач идти с почти зажившей мозолью, утвердит ли маршрут восхождения маршрутная комиссия, а главное — выпустит ли еще после всего этого начспас.

Теперь готовиться не к чему. Все уже за спиной. В прошлом. И от этого, очевидно, грустно.

Павлуша устроился у входа в палатку — готовит снаряжение к сдаче. Этим же делом заняты и другие бывшие новички, кроме тех, кто сдал свое снаряжение еще вчера и завтра на рассвете уходит на перевал, к морю.

Кто расстилает на солнце для просушки походные палатки и сослужившие службу штормовые костюмы, кто развешивает между деревьями капроновую веревку, а худой и высокий Женя Птицын из Днепропетровска ходит по лагерю:

— А нет ли у кого, ребята, лишнего ледоруба? Куда-то задевался, понимаешь?

Павлуша скальным крюком ожесточенно выковыривает грязь, застрявшую между триконями ботинок.

Действительно, обстоятельства сложились глупо. То есть двадцать дней все было прекрасно. Женя Птицын вчера за ужином сформулировал это так:

— Нет, ребята, горы, лагерь и прочее — это колоссально! Уезжать жалко. А? — И попросил у Кати добавку: — Больше уж не буду, — печально сказал он.

А вот Павлуша один раз слукавил, и все полетело вверх тормашками.

Дело в том, что Юра Мухин придумал после лагеря пройти через перевал и дней пять побыть на море. Конечно, кто с этим не согласится! Но Лина сказала, что она не может. Надо домой. И Павлуша тоже решительно заявил — некогда. До Харькова ему с Линой было по пути.