У слияния реки Бешеной с Голубым ручьем горы расступились и образовали широкую поляну. Слава о ней разнеслась далеко за пределы гор. Когда-то давно на этой поляне действительно жили зубры.
Если привыкнуть к неумолчному реву воды, — здесь тихо. Разбросанные среди высокой сочной травы цветут дикие груши и яблони. На черемухах не видно листьев, — белая душистая пена склоняется над буйной рекой. Водяная пыль оседает в цветах и сверкает миллионами маленьких солнц. Из ущелий, с зеленовато-белых ледников и от реки тянет прохладой. Горячее солнце стоит над головой. Воздух, напоенный запахами цветов и пихтового леса, такой ласкающий и привольный, что кажется, приведи сюда самого отъявленного меланхолика, — вылечится. На поляне весна, а внизу, в степи, уже пожелтела трава. Зной. Лето.
Ученые приехали. Палатки их лагеря видны за рекой. На развилке расстались. Худощавый помог Лине вытащить из-под скамейки ее чемодан.
— Как же вы, девушка, с чемоданом? Тут, правда, недалеко, километров шесть, но в гору. Ребята, — скомандовал он Павлуше и Юре, — вы поможете…
— Шесть километров — не расстояние, — пренебрежительно тряхнул курчавой головой Юра.
— А как идти? — крикнул Павлуша вслед машине.
Сразу несколько человек показали руками вверх.
— По дороге-е!.. По тропинке!..
— Так как же все-таки? По дороге или по тропинке? Ты как думаешь, Юра? — спросил Павлуша.
— По дороге вернее…
— Но по тропинке, наверное, короче. — Лина подняла чемодан. — Пошли? А где эта тропинка?
Было жарко, как бывает после полудня, когда земля, деревья — все нагрето солнцем. Дотронешься до камня на солнцепеке — горячий!.. Не найдя вблизи тропинки, они двинулись по дороге и вскоре встретили человека в ковбойке и коротких альпинистских штанах. Он остановился, пропуская их. По лицу его было видно, что он понял: перед ним новички. Лина прошла с чемоданом немного, но уже несколько раз ставила его на землю и бралась другой рукой. Очень это неудобно — ходить с чемоданом. Она обрадовалась остановке.
— Вы бы хоть помогли девушке, — сказал человек в ковбойке Павлуше и Юре. — В «Буревестник»?
— В «Буревестник», — ответил Юра. — А что?
— Дорога здесь идет серпантином. — Человек в ковбойке показал рукой, что такое серпантин, и, увидев, что его не поняли, добавил: — Ну, зигзагами. Идите прямо по тропинке — вот она здесь начинается. Так короче, А потом выйдете на дорогу.
Юра свернул на тропинку, еле видную в густой траве. Лина, проходя мимо, сказала:
— Спасибо.
— Пожалуйста, пожалуйста, — улыбнулся человек в ковбойке. — Смотрите не запутайтесь.
— А вот! — Павлуша показал компас.
Человек в ковбойке сказал им вслед что-то вроде того, что в горах напрямую по компасу не ходят, но Павлуша не расслышал. «Запутаться здесь смешно, — подумал он, — иди вдоль реки — и все». Они поднялись на пригорок и вступили в лес. Отсюда сквозь деревья еще виднелся лагерь ученых; дальше открылось ущелье Голубого ручья. Было видно, как там падала с камней и кипела вода. Поляна Зубров расстилалась под ногами.
— Вступили в лес, — многозначительно сказал Юра, останавливаясь. — Закусим?
— Выйдем на дорогу, — предложил Павлуша.
Лина его поддержала.
Дорога была рядом за кустами. Она оказалась грязной. Из глубокой колеи, наполненной водой, выглядывали камни, какие-то измочаленные палки, замызганный пихтовый лапник.
— Никогда не думал, что в горах имеются болота, — удивился Павлуша. — Здесь и присесть негде.
Юра перепрыгнул на другую сторону.
— Ребята! — закричал он оттуда. — Тропа идет дальше. Сухая!
Юра был человеком, увлекающимся собственными идеями, которые сменялись в его голове довольно часто. Только что он говорил, что по дороге идти вернее. А сейчас, после того как все поели, устроившись на камнях, он горячо отстаивал необходимость плюнуть на «такую дорогу» и идти дальше по тропе. Павлуша посмотрел на компас и согласился. Лагерь был на западе, а дорога шла на юго-запад и даже как будто спускалась вниз вместо того, чтобы подниматься. Тропа же почти точно имела направление на запад. Никто из них не подозревал, что в этом месте дорога отклонялась в обход скал снизу, а тропа, хотя и имела верное направление, поднимаясь над скалами, потом сворачивала и уходила вверх, к травянистым склонам. Юра с трудом привязал чемодан к своему рюкзаку и, навьючив все это сооружение на спину, крякнул и двинулся вперед.
— Напрасно тропы не протаптывают. Она еще выведет нас на дорогу. Вперед, Лина! — сказал он из-под чемодана.
— Кто выведет? — спросила Лина. — Я?
Никто не успел ей ответить. Лина бросилась к какому-то кустику с узкими листьями и большими желтыми цветами, похожими на садовые лилии.
— Это что за цветы? Как пахнут!
— Не знаю, — сознался Павлуша.
— И я не знаю.
Лина сорвала несколько веток с цветами и с наслаждением вдыхала их пряный, резкий аромат. А потом приколола к своей белой шляпе.
Лес стал глуше. Обомшелые пихты стояли тесно, закрывая солнце. На земле росла редкая бледная трава — ей не хватало света. Корни деревьев, как щупальца, протягивались по склону под слоем опавшей хвои, но там, где проходила тропа, они обнажались, и надо было все время смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Тропа, обогнув громадный камень, вдруг резко пошла на подъем.
— Где же эта чертова дорога? — бурчал Юра, осторожно переступая камни. Взглянуть наверх он не мог. Чемодан не позволял поднять голову. Кровь стучала в висках…
Стало так круто, что можно было свободно упираться в склон рукой.
«Не туда мы идем», — тревожно думал Павлуша, но впереди виднелся просвет; казалось, что именно там проходит дорога, и он успокаивался. Подходили, и оказывалось, что это просто уступ, за которым снова следовал крутой подъем. Лес изменился. Пихты остались внизу. Вокруг тесно росли молодые буки. Их серые стволы были как-то странно одинаково изогнуты и напоминали громадные рыболовные крючки, воткнутые в землю. «Почему они так растут?» — подумал Павлуша.
— Смотрите, березка! — хрипло закричала Лина.
Березке обрадовались, как старой знакомой. Ее свежие клейкие листочки, по-видимому, только что распустились.
Дальше пошел низкорослый, перекрученный березняк, на котором еще и почки не все раскрылись. Лес кончился. Тропа вывела на заболоченную поляну с низкой мокрой травой и исчезла. Впереди виднелись темно-серые скалы, закрывшие горизонт.
— Так и есть, — мрачно сказал Юра, осторожно опускаясь на камень. — Черт знает куда забрались. — Он достал платок, вытер разгоряченное лицо да так и застыл с платком, поднесенным ко лбу. Напротив, через ущелье, вставал перед ними главный хребет. Вот они, снежные горы!..
Павлуша и Юра молча стояли, пораженные суровым и величественным нагромождением снега и острых скалистых вершин, свободно и гордо взлетавших в небо. Лина безучастно сидела на камне, опустив голову.
— Что с тобой, Лина? — тревожно спросил Павлуша.
— Знаешь, Павлуша, очень болит голова и тошнит. У меня, наверное, горная болезнь, — смущенно произнесла Лина.
Цветы, прикрепленные к ее шляпе, поникли так же, как сама девушка, но по-прежнему испускали резкий, дурманящий аромат.
— Странно, — сказал Мухин. — Какая здесь высота? Не должно быть горняшки. А ты полежи.
Лина сняла шляпу и легла. Прохладный ветер обвевал ее горячее лицо. Стало как будто легче.
Юноши вдвоем обсуждали сложившееся положение. Было совершенно ясно, что они сбились с правильного пути еще там, где переходили дорогу. Павлуша не напоминал о том, что они сюда забрались по настоянию Мухина. К чему? Не все ли теперь равно?
— Так что, назад? — спросил Юра.
Павлуша помолчал.
— Видишь, — сказал он, показывая рукой, в которой был компас, — долина кончается. Ледник видишь, границу леса?..
— Ну?
— Лагерь там. Близко, правда?
— Близко, — согласился Юра.
— Теперь смотри, — продолжал Павел. — Если пройти здесь по склону и там, у серого камня, спуститься в лес, мы попадем прямо в лагерь. Высоты не потеряем. Ведь если мы спустимся, то это не только дальше. Еще и по дороге снова подниматься придется.
Юра недоверчиво покачал головой.
— Так-то оно так. Только еще куда-нибудь заберемся и не вылезти будет. — Он помолчал и зло добавил: — С этим проклятым чемоданом.
— Ну, спускайся, — холодно сказал Павлуша.
— Как спускаться? — удивился Юра. — Одному?
— Как хочешь.
— Я тебе скажу, это черт знает что такое. — Глаза Мухина зажглись гневом.
— А кто нас сюда тянул? — не удержался Павлуша. — Кто?
— Так я ошибся и сознаюсь.
Павлуша вдруг понял, что наговорил лишнее, но расставаться со своей идеей ему не хотелось. Он уже два раза водил туристов. Да, не в горах, но ведь сейчас путь совершенно ясный. Просто Мухин боится. Павлуша где-то читал, что в критических положениях начальник должен быть твердым и не отступать от принятого решения. Правда, его начальником еще никто не избрал. Но ведь Мухин уже осрамился?
— Пойдем спросим Лину. Как она? — сдерживая себя, предложил Мухин.
Павлуша сказал Лине, стараясь быть объективным:
— Лина, мы заблудились. — Девушка села. — Надо или идти обратно, терять высоту и время…
— Не нажимай, — перебил его Юра.
— … или пройти склоном. Это ближе. Ты как, сможешь здесь идти?
Вопрос был рассчитан на самолюбие.
— Могу, — сказала Лина. В самом деле, что она, уж такая слабая, что ли? Просто голова болит.
— Один — ноль в твою пользу, — сказал Юра и пошел к своему рюкзаку.
— Чемодан-то ты мне отдай, — потребовал Павлуша.
— Не дам.
— Нет, отдай!
Павлуша теперь шел впереди. Они обогнули скалы, на которых красной и черной краской были нарисованы какие-то стрелы. «Странные знаки», — подумал Павлуша. Юра, видимо, тоже заметил их и сказал:
— Это, наверное, здесь скальные занятия проводят. Вот куда мы попали.
Павлуша улыбнулся. То, что Юра с ним заговорил, можно было считать примирением.
Сперва шли хорошо. Идти вдоль склона — это не то что лезть наверх. Но вскоре начали уставать ноги в голеностопных суставах. Почему-то трудно было выдерживать направление, тянуло или вверх или вниз. Надо было огибать травянистые выступы — контрфорсы; обходить глубокие выемки, спускаться в промытые водой расщелины и вылезать оттуда. Это только издали все казалось ровным.
Над хребтом появились облака и заклубились в вершинах. Сверху потянул холодный ветер. Павлуше стало тревожно, и он, будто невзначай, стал спускаться ближе к границе леса. Теперь только он понял, какая ответственность лежит на нем. Надо скорее выбираться на тропу, на дорогу, в жилые места, к людям. Он прибавил шагу, насколько это позволял громоздкий чемодан, неустойчиво пристроенный над рюкзаком.
Лина шла стиснув зубы. «Только бы не отстать! Только бы не отстать!» — думала она.
Почему-то запах цветов, свешивавшихся со шляпы, раздражал ее. На ходу она протянула руку и, не глядя, сорвала и выбросила их. Только один цветок, прикрепленный булавкой, остался. Лина этого не заметила.
Павлуша попытался спуститься в лес, но там, где кончался травянистый склон к лесу, обрывались скалы. Верхушки буков торчали под ногами. Нечего было и думать здесь спускаться. Надо было идти дальше.
Солнце скрылось. По чемодану застучали первые капли дождя. Горы, да и все вокруг изменилось и выглядело теперь неприветливым, суровым, даже злобным. Облака зловеще крутились почти над головой, спускаясь все ниже и ниже.
Оттуда, где раньше виднелся ледник, с запада, прямо на путников неслась пепельно-серая лохматая стена тумана…
Дождь пошел вовсю. Как ни старался Павлуша идти быстрее, пришлось убавить шаг. Уже по нескольку раз они падали, начиная скользить вниз. Цепляясь за мокрую траву, за подвернувшиеся выступы, останавливались и с трудом поднимались. Павлуша больно ударился о камень и шел теперь прихрамывая. Чемодан пришлось отвязать и нести в руке. Это было очень трудно и неудобно.
Надо было найти место поровнее — отдохнуть. Но впереди ничего не было видно.
Около часу они шли молча и упрямо, почти не выбирая пути. Дождь налетал шквалами. То моросит, то вдруг будто просыплются откуда-то крупные холодные капли и сразу потекут за шиворот по горячему телу. Брр!..
Темнело… И наконец нашлось ровное место. Но какое! Просто болото. В разных направлениях сквозь высокую сочную траву здесь текли невидимые ручьи. Нога проваливалась в жидкое месиво по щиколотку. На сравнительно сухом небольшом пригорке остановились. Павел молча развернул плащ, и, укрывшись им, они сели на чемодан, прижавшись друг к другу.
Юра порылся в рюкзаке и вытащил размокшую булку с сыром.
— Нате, — сказал он, — надо есть. А то совсем издохнешь.
— А вы знаете, — обрадованно заговорила Лина, — у меня голова не болит!
— Это, конечно, хорошо, — философски заметил Юра, проглотив, почти не жуя, огромный кусок, — но вот, если пойдет вместо дождя снег, тогда держись… Лина, стукни меня скорее по спине. Застряло…
Под плащом было даже уютно, пока сохранялось тепло в разогретых ходьбой телах. Но скоро стало холодно; все, как по команде, стали дрожать мелкой дрожью. И все же усталость была сильнее холода. Куда идти? Здесь хоть сидеть можно.
Павлуша понимал, что в положении, в котором они находились, виноват он. Но ничего придумать не мог. Придется ночевать.
— Что ж, — сказал он, стараясь придать бодрость своему голосу. — Пересидим. Бывает хуже… С альпинистами.
— Редко, — заметил Юра.
— Что редко?
— Редко, говорю, бывает хуже. Вот что. Какие мы альпинисты?
— А я не согласна, — вдруг резко сказала Лина. Она встала, откинула плащ. — Чего мы сидим? Пошли.
— Куда, Лина? — безнадежно махнул рукой Юра.
— Как куда? В лес. Костер разведем. — И Лина решительно спустилась с пригорка. — Зачем издыхать?..
— Стой! — закричал Павлуша. — Разобьешься!
Они оба вскочили и бросились за Линой. Было совсем темно. Где-то журчал ручей. Черный громадный камень торчал в нескольких шагах. Лина исчезла.
— Ребята! — вдруг послышался ее звонкий радостный голос. — Тропа!..
В самом деле, тропа проходила совсем рядом. За камнем.
По лесу спускались в полной темноте. Тропа была крутая. Дождь превратил ее в русло ручья. Грязные потоки бежали по ней. Разве можно было сосчитать, сколько раз проехался каждый на спине, цепляясь за кустики, чтобы остановиться? Разве можно было предвидеть, во что превратится одежда, рюкзаки, чемодан?
Но какое это имело значение, если внизу сквозь деревья уже светились огни лагеря и слышался приближающийся шум реки!
Какая это радость — ночью, мокрому, измученному и голодному, приближаться к жилому месту, к теплу, к людям!