Степан упал в воду у берега. Вылетевшее из боковой протоки бревно ударило его под колено и сбило с ног, но веревка с берега натянулась, и сплавщики подтащили Мохова к отмели…
Он с трудом поднялся, выбрался на берег и оглянулся. Затора не было.
— Спасибо, временный, — хрипло сказал он Коркину.
— Рисковый ты человек, Степан.
Тяжело дыша, Мохов посмотрел Коркину в глаза.
— Я так считаю: напаскудил — исправляй!.. А бревно, — тихо добавил он, — не мое. Другое бревно.
— Это мало что не твое, — ответил Коркин. — Должно-то было твое затереть.
— Это я понял, — проговорил Мохов.
Мохов не смог пробираться на делянку по этому берегу. Нога болела, а надо было прыгать с камня на камень, кое-где идти водой. Он пошел к лагерю геологов, чтобы выйти на дорогу. Через брод переходил осторожно, медленно упираясь в дно рочагом. Мышцы на ушибленной ноге ослабли. Было бы глупо, если бы вода свалила его здесь.
Поднимаясь на берег, он столкнулся с той самой девушкой в белой шляпе. Она была верхом, видимо, возвращалась в лагерь из поселка. Девушка холодно посмотрела на Степана.
— Здесь вода не сильная. Не бойтесь — не унесет, — сказала она сухо. — Можно и без этой палки перейти, — она показала глазами на рочаг.
Это было чудовищно несправедливо и жестоко. Степан вспыхнул, потом медленно, чтобы скрыть свою злость, сказал:
— Вы… это… Лагерь-то перенесите. Дожди пойдут — смоет вас. Я это верно говорю.
— Вы, я вижу, всех пугаете, — обронила девушка, очевидно напоминая субботнюю сцену у почты, и тронула поводья.
— Нет, — хмуро ответил Степан. — Я вот только что сам испугался.
Девушка удивленно посмотрела на него, обернувшись в седле, а он поднялся на дорогу и заковылял к делянке, припадая на больную ногу.
На другой день с утра парило.
Так же тарахтел движок, жужжали электропилы, падали на землю пихты, но работать было тяжело. Одолевала испарина. Чаще, чем обычно, люди спускались к реке обмыть в холодной воде потное лицо. Воздух был неподвижен. Даже с ледника не тянул, как всегда, прохладный ветерок.
Ранним утром над ущельем высоко в небе прошли тонкие перистые облачка — собиралась гроза.
Сваливая бревна, Мохов поглядывал на небо. И однажды на гребне над делянкой у Пятнистых скал заметил какое-то движение. Приглядевшись, он увидел крохотные фигурки людей, карабкающихся по отвесным скалам. Фигурки время от времени останавливались, а потом лезли все выше и выше. И вдруг Степан различил знакомую белую шляпу…
— Смотрите, ребята, — показал он сплавщикам рукой, — отчаянный народ эти геологи.
Все оставили на время работу и смотрели на Пятнистые скалы. Мужество всегда вызывает уважение.
— И кашевар наш беглый, поди, там, — прокричал кто-то, — дед Шатун! А?..
— Где ж ему быть? Конечно, там, — отозвался Коркин. — Наши поселковые деды бедовые, — добавил он насмешливо, но с гордостью.
Никто и не знал, что дед Шатун довел геологов только до подножия скал. Дальше идти у него не хватило сил.
— Душа-то хочет, а ноги не могут, — виновато оправдывался он.
Его утешили, как могли, и отправили в лагерь…
В полдень глухо зарокотало вдали. Из-за Главного хребта медленно надвигалась иссиня-черная стена облаков. Вершины хребта ярко сверкали снегами, резко выделяясь на черном фоне. Но вот они начали исчезать в пепельно-серых клочьях.
Солнце еще светило, и в ущелье было по-прежнему тихо. Но там, в горах, уже началось…
— Надо бы им слезать оттуда, — сказал Коркин Степану. — Геологам-то. — Степан молча кивнул головой. — Догадаются, я думаю. Не маленькие, — задумчиво ответил сам себе бригадир.
Лохмотья облаков затянули солнце, но оно еще просвечивало сквозь них, а потом скрылось.
Стало темно.
Яркая молния вспыхнула над ущельем и погасла. После тягостной секунды тишины рявкнул гром. Эхо грохотом прокатилось по горам. И сразу же с черно-серого неба, которое, казалось, можно было достать рукой, полились косые струи воды и захлестали по бревнам, по траве, застучали по драночным крышам домиков.
Под таким ливнем не работа. Но сплавщики остались на местах. С минуты на минуту с гор пойдет дождевая вода — самое время для сплава. Только сваливай!
И вдруг Мохов вспомнил про геологов. «Промокнут — это ничто. А вот лагерь… Девушка-то, видать, с норовом», — подумал он.
— Эй, Пашка! Куда ты скрылся?..
Из-под нависающих бревен штабеля, где он прятался от дождя, вылез мокрый Пашка с рочагом в руках.
— Вот что, — хмуро сказал Мохов, — ты эту штуку брось. — Он показал глазами на рочаг. — Без тебя управимся. Лагерь геологов знаешь?
— Знаю, — ответил ничего не понимающий Пашка. Обида загорелась у него в глазах. Как это справятся, когда сейчас самая пойдет работа?
— Вода пойдет, — сказал Мохов, — смоет лагерь, — понял? Сыпь туда. Справишься?
Обида исчезла из глаз Пашки.
— Справлюсь, Степан Ларионович.
— Ну, так чего стоишь?! Беги! Да опасайся! — крикнул ему вдогонку Мохов. — Особо не риску-уй!
Пашка, торопливо перескакивая с камня на камень, побежал вниз по реке. Он понимал, что, если бежать к лагерю геологов по другой стороне, дорогой, — не успеешь перейти брод. Пойдет большая вода — какой там к черту брод!
Вода неслась еще чистая. Значит, дождевые потоки не успели добраться до реки. Надо было использовать это время. Пашка бежал вперед, уклоняясь на ходу от встречных кустов. Несколько раз он оступался на мокрых камнях и падал в воду.
По склонам уже мчались пенистые мутные потоки, волоча с собой сухие ветви, мусор, мелкие камни, и вливались в реку. Она вздувалась. Рев ее ощутимо усиливался.
Последний участок Пашка прополз по скалам, нависающим над водой, цепляясь за скользкие кусты. Внизу прохода больше не было.
От большой отмели, на которой стоял лагерь геологов, остался маленький остров. Неширокая пока протока отрезала его от берега. Пашка перебежал ее и выскочил к лагерю. Палатки, брезент, какие-то деревянные ящики, мешки с продовольствием валялись на земле. Дед Шатун копошился около них, взваливая себе на плечи огромный узел.
— Стой, дед! Помогу… — Пашка взвалил старику на плечи тюк и подтолкнул к протоке. — Иди скорей! Вода прибывает. Давай, давай!..
Дед Шатун даже не удивился — откуда взялся в лагере Пашка. Некогда было удивляться.
Пашка, оглядевшись, сорвал одну из палаток с оттяжек и стал заталкивать в нее все, что попадалось под руку. С трудом подняв узел и взвалив его на плечи, он перешел протоку и сбросил ношу на склон.
— Держи, еще свалится! — крикнул он Шатуну и побежал обратно.
Когда Пашка шел с последним узлом, вода в протоке чуть не сбила его с ног.
— Все, — вздохнул он, садясь на землю под пихтой. — Как же ты, дед, не сообразил, а?.. — укоризненно сказал он Шатуну.
— Я только пришел, — ответил старик, вытирая лицо мокрым рукавом. — Вчера говорил — не послушали. Говорят: «Отмель высокая, старая. Мол, деревья даже растут — не зальет». Вот те и не залило. Оно, правда, такой грозы я давно не видывал. А тебе, Пашка, спасибо. Всей бы нашей амуниции — аминь, крышка! Вон оно, что делается.
Там, где была отмель, неслись мутные волны взбешенной реки, а поверху мотались мокрые ветви согнутых напором воды кустов.