— Откуда я знаю? — добродушно ответил Гард. — Доставкой занимаются другие. Я выполняю более сложные поручения.
Его тупости мог позавидовать сам министр Воннел.
— Значит, не знаете. — Дина Динст задумалась. — Имя девочки вам известно?
— Нет.
— А ребенка, которого вы должны забрать?
Гард подумал: «Еще перепутают!»
— Майкл Честер.
— Кто вам назвал это имя?
— Эммануил Бент, вы же слышали, — сказал комиссар.
— Прекрасно. — Дина Динст даже повеселела. — Когда вам следует возвращаться?
— Сегодня же! — твердо сказал Гард. — Если я не выполню поручение, мне голову снимут, мадам, и даже вы не поможете.
Дина Динст вновь с любопытством посмотрела на Гарда. «Каким же я кажусь ей болваном, — подумал комиссар, — если она точно знает, что яне тот !»
— Вернуть ребенка невозможно, — улыбнувшись, сказала Динст.
— Почему? — внутренне холодея, произнес Гард. — Дайте мне мальчишку, три ампулы морфинила — и все дела!
— Мальчик уже в работе!
Не сдержавшись, она звонко рассмеялась.
От этих слов и от сопровождающего их хохота у Гарда мучительно закололо в пояснице. Пересилив себя, он изобразил на лице полное равнодушие.
— Ну что ж, тогда я вернусь на континент, доложу как есть, а вы, мадам, расхлебывайте сами.
— Вам нечего беспокоиться, — сухо заметила Дина Динст. — Мы уже доложили.
Вот оно что! Пока он спал, они, конечно, связались со своими людьми в Нью, получили исчерпывающую информацию, и разговор, который вела сейчас с Гардом эта женщина, имел, вероятно, единственную цель — разведывательную. Она тоже его прощупывала, как он прощупывал ее, но с несравненно большим эффектом: Гард был слепым, Дина Динст — зрячей.
Фигуры в игре постепенно занимали свои законные места. Скоро должен был наступить момент, когда обе стороны, закончив разведку, перейдут в решительное наступление. Но прежде Гард все же обязан сделать еще одну попытку выкрутиться малой кровью. И он пустил последний пробный шар.
— Да, дело серьезное, — сказал он, словно бы размышляя вслух. — Не знаю, чего вы там доложили, но мне точно известно: если мальчишка не будет доставлен, возможны крупные неприятности.
— Какие же? — с интересом осведомилась Дина Динст.
— Вмешательство официальных органов, — четко произнес Гард, явно нарушая границы избранного амплуа, но теперь это, кажется, уже не имело значения.
— Зачем вам заботиться о том, что не входит в ваши обязанности? — с улыбкой сказала Дина Динст.
— Вы так думаете? Хорошо. Тогда мое дело сделано. Мне что? — вновь прикинулся Гард. — Дали мальчишку — порядок, не дали — уеду без него.
— Нет, дорогой мой, — поправила Дина Динст. Ее глаза вдруг стали стеклянными, остановившимися. — Билет на обратный путь вам не понадобится.
— Интересно! — сказал Гард, хотя понял, что игра кончилась.
Он закурил, даже не спрашивая разрешения у дамы. Более определенно выражать своего отношения к последним словам Дины Динст не имело смысла: ими не все было сказано, и потому час комиссара еще не пробил. Он перейдет в контратаку лишь после того, как станет ясно, какими о нем сведениями располагает Дина Динст. Теперь торопиться некуда. Гард и так совершил слишком много ошибок, проникая в зону, но он не мог их не совершать, поскольку действовал наугад. Отныне любая ошибка становилась смертельной.
— Вы можете не разыгрывать простачка, а говорить со мной серьезно? — сказала вдруг Дина Динст, опуская руку в маленький карман платья.
— Могу, — неожиданно согласился Гард. — Но при одном условии.
— Я слушаю.
— Вы будете стрелять лишь после того, как нам двоим все будет ясно.
13. Черный ход
Таратура не вошел, а вбежал в номер к Честеру, стремительно заперев за собой дверь. Он был возбужден, но Фред знал, что инспектор способен удерживать в себе заряды любых калибров, не выпуская их до тех пор, пока сам не посчитает нужным. Спросить сейчас Таратуру «что случилось?» и рассчитывать на ответ было равносильно тому, чтобы надеяться на получение пива из автомата, в который не собираешься опускать десятилеммовой монеты.
— Опять купался? — сказал Честер, взглянув на мокрую голову Таратуры. — Когда шеф вернется, я расскажу ему, какой роскошный уик-энд устраивал себе его помощник.
— И не забудь добавить, — попросил Таратура, — что я не просто купался, а в обществе очаровательной островитянки.
Это было уж слишком.
— Послушай, Дон-Жуан! — вскипел Честер. — Мне так же хочется шутить, как тебе быть серьезным!
Таратура улыбнулся своей глупой, обезоруживающей улыбкой.
— Во-первых, не Дон-Жуан, а Ромео…
— Каждый Ромео начинал или заканчивал Дон-Жуаном!
— А во-вторых, что тут плохого? Быть может, Фред, ты и бывал на таких островах, как этот, а я никогда. Неужто мне нельзя лишний раз искупаться в море? Если бы ты знал, Фреди, как часто я мок под дождем, месил грязь и ползал по вонючим чердакам и подвалам! Когда мы устроили большую охоту на Кирилла Шолли, я целый час плыл в канализационной трубе с пистолетом в зубах. Ведь ты не поверишь мне, если я попытаюсь тебя убедить, что я люблю плавать в канализационных трубах?
— Кончай трепаться. Сегодня ты чрезмерно болтлив.
Честер вновь лег на кушетку, на которой валялся с самого утра и которую, судя по всему, не собирался оставлять до вечера.