Вероятно, только сейчас блондинка осознала серьезность происходящего или сделала вид, что осознала. Она глубоко, даже с надрывом, вздохнула и повторила вопрос Честера:
— Зачем сняла номер? Извольте: случайно, господа. Хотя вас, — она повернулась к Таратуре, — я заметила еще в самолете. Мне показалось… Вы произвели на меня… Я решила… Но позвольте об этом не говорить. Обстановка не соответствует тому, что я могла бы сказать.
Честер понимающе кивнул, а Таратура сделал вид, словно признания блондинки его не волнуют и не касаются.
— Благодарю вас, — сказала Сюзи, имея в виду Честера. — А вот отель… Я всегда останавливаюсь в «Холостяке из принципа», вот уже несколько лет подряд, хотя могла бы жить у отца, но вы знаете, на этом острове лучше находиться подальше от родственников.
— Кто ваш отец? — спросил Таратура.
— Эдмонт Бейл.
— Владелец «Ум хорошо, а кларк лучше»?
Блондинка улыбнулась.
— Это он сам придумал. Лично я считаю наоборот. Но позвольте спросить, господа, за кого вы меня приняли?
Честер вновь переглянулся с Таратурой.
— Это не важно, — сказал инспектор и, движимый какими-то новыми соображениями, вдруг спросил: — А кто этот странный человек с рыжими бакенбардами, который вчера сопровождал вас с таким постоянством? — Он хотел добавить: «И с которым вы ушли из казино, так и не вернувшись ночью в отель», но удержался.
— А почему странный? — сказала блондинка.
— Так, — промямлил Таратура. — Он уродлив и несколько староват.
Блондинка смерила инспектора презрительным взглядом, но на губах у нее блуждала кокетливая улыбка. Она возрождалась прямо на глазах, эта красавица, как птица Феникс!
— Вас это очень интересует?
Таратура пожал плечами: мол, что значит очень?
— Это и есть мой папа.
— Правда? — смутившись, но не скрывая облегчения, сказал Таратура.
— Ну и прекрасно, — заметил Честер. — Я почти верю вам, Сюзи Бейл, но еще один крохотный вопрос: почему вы попросили клей, если мяч был целым?
Потупя прекрасные глаза в голубых ресницах и не глядя на инспектора, блондинка сказала:
— Я не успела сделать дырочки… Но послушайте, — произнесла она, вновь воодушевляясь, — как я могу вас называть?
— Фред Пупкинс, — сказал Фред. — А моего друга зовут Арно Брамапутра.
— Вот это да! — воскликнула блондинка. — Обожаю приключения, в которых действуют герои с такими фамилиями! Вы из полиции?
— С чего вы взяли? — опешил Таратура.
— Нет, мне просто так хочется, — мечтательно заявила блондинка. — Чтобы на острове стряслось что-то невероятное и чтобы красивый полицейский детектив раскрыл страшное преступление!
В третий раз за последние десять минут переглянулись Честер и Таратура.
— Знаете, — продолжала блондинка, — здесь очень скучно! Когда вы пригласили меня в машину, я сразу почувствовала, что сейчас случится что-то необычное. Особенно после того, как в машину сели вы! — Она показала на Честера.
— Почему же? — спросил Фред.
— Вы были лишним.
Честер расхохотался, но Таратура сохранил невозмутимость.
— Поехали отсюда, — предложила вдруг блондинка. — Недалеко здесь зона, и нас могут случайно подстрелить.
Мужчины встрепенулись и даже затаили дыхание, как это делают охотники, боясь спугнуть зверя.
— Что вы сказали? — почему-то шепотом произнес Таратура.
— Я говорю, нас могут подстрелить, — как ни в чем не бывало повторила Сюзи.
— Кто?! — не удержался от восклицания Честер.
— Неужели вы не знаете? — удивилась блондинка. — Вы, наверное, на острове впервые?
— Я спрашиваю кто?! — заорал Честер, окончательно теряя терпение. — Кто может подстрелить?!
— О Боже! — смутилась блондинка. — Что с вами, господин Пупкинс? Вам страшно?
— Послушайте, Сюзи, — все так же шепотом произнес Таратура. — Вы упомянули о зоне. Что вам известно о ней, говорите же!
Блондинка странно посмотрела на мужчин.
— Об этом знают все жители острова! — сказала она. — И даже многие курортники! Говорят, что в этой зоне уже два с половиной года то ли шпионов делают из людей, то ли людей делают из шпионов…
12. КОНТРАТАКА
Очнулся Гард, почувствовав боль в руке.
Перед ним стоял человек в белом халате, держа пустой шприц. И так как последнее, что запомнил комиссар, находясь в «конторе», был тоже человек в белом халате и такая же боль в руке, ему показалось, что между двумя видениями не прошло и секунды, — они как бы слились в нечто целое, не разделенное временем. Однако Гард скоро понял, что это не так: и врач был другой, и комната другая, и не было в ней чиновника Эммануила Бента со своими охранниками, и сам Гард уже не сидел в мягком кресле, а удобно полулежал на диване.