Стан облюбовали на бугристом мыске в редких березах. Тут и сухо, и ягоды, и грузди у самого балагана, и старый копанец-колодчик близко.
Пока косили, гребли и метали сено, Маньку гоняли на поскотину.
За три военных лета привыкла корова к сбруе и телеге с тяжелым возом. Сначала и поупрямится, не без того. Своевольная она у нас, побродяжить любит, если не встретишь ее вечером на берегу Маленького озера. Но многих коров Манька выносливее и ни разу не скидывала мертвого теленка. И слабыми не телится: бойкие и живучие у нее телята! Правда, все - бродяги по матери и по огородам лезут, как и Манька.
До школы мы успели управиться с покосом. И как только выкопали картошку, спустили ее в погреб, после уроков стали ездить с Кольшей за сеном. Дело привычное.
Манька на привязи в длину вожжей щиплет отаву на ляжинах. Брат ловко и быстро рубит подкладки и бастрык, а я стаскиваю все к телеге. Потом Кольша ровными пластами начинает раскладывать воз, а я утаптываю сено на телеге. Самое трудное - крепко затянуть бастрыком воз. Весу во мне мало, и, если я один висну на конце бастрыка, он почти и не наклоняется. Приходится давить его вдвоем и тут же затягивать веревку.
Вот засветло воз уложен, затянут и обобран граблями. Кольша запрягает Маньку, и оба радостно, не без волнения шепчем: "С богом!"
Все бы хорошо: воз не задевает за кусты и лесины, жидкое место замостили палками и чащой - колеса не вязнут. Да вот беда так беда: завелась у Маньки с первого же дня вредная привычка. На выезде из последнего леса вблизи дороги здоровенный куст боярки соединился с таловым - гущина непролазная. В него-то и стала бросаться с возом наша "лошадь". До самого куста идет как ни в чем не бывало. И как ни карауль ее, как ни ори - внезапно кинется в куст, пока воз не упрется, не остановится.
Первый раз не могли выпятить Маньку на дорогу, и пришлось сваливать сено и перекладывать воз. Жалко было шевелить его, наревелись с Кольшей, да что поделаешь... Переложили, еле затянули бастрыком и в потемках выехали на голый берег Мохового. Уклончик к болоту и не велик, а поползло-поехало сено на левый бок, и как ни старались мы вилами удержать воз - не смогли. На порожней телеге не поедешь домой, если бы даже мама не ругалась. Совсем ночью при одних звездах начали укладывать сено и третий раз затянули бастрык. Пыхтеть да реветь некогда: километрах в четырех у Трохалевского болота заголосили волки. Всего-то и обороны у нас топор и железные вилы. Попробуй с этим "оружием" отстоять Маньку... И хоть бы где-нибудь человеческий голос услыхать или увидать огонек...
Около фермы у Юровки нас встретила мама с Нюркой, и мы сразу почему-то согрелись, даже захрабрились. Мама и не спрашивала, сама поняла, из-за чего припозднились. Она же и утешала:
- Главное - зачин сделали, опосля глаже пойдет, и Манька попривыкнет к волоку.
Манька и не собиралась отвыкать от куста. На другой день она опять ринулась в боярку, и мы кое-как, с руганью, а спятили ее с возом. Оцарапались до крови, как только глаза уцелели у нас, а корове ну хоть бы что!
В воскресенье поехали с утра, чтобы обернуться дважды или трижды. Но куст? Его не объедешь, не минуешь, и не губить же его из-за Маньки. А Кольша все-таки придумал:
- Васька! Бери палку и шуруй наперед подводы в куст. Да спрячься там. И как Манька сравняется с кустом, мотанет башкой туда - выскакивай и дубась ее палкой. По-другому никак не отвадить ее!
С полдороги я убежал с увесистой палкой и затаился за кустом боярки.
День выдался солнечный и по-летнему приветливый. В тишине только листья с ближних берез осыпались на меня, синицы и поползни порхали над самой головой.
Медленно приближается скрип телеги, брат изредка покрикивает, чтобы я знал, где он едет.
А вон и наша белорожая Манька показалась с возом. Лишь корова повернула голову и задела мордой крайние ветки куста, я выскочил ей наперерез, стукнул палкой по единственному рогу, потом и по морде. Манька отпрянула и так со злости зарысила, что мы с Кольшей отстали и испугались, как бы она не надумала свернуть в болото. Оттуда нипочем не вызволить телегу, а не то что сено.
И со вторым возом я выскочил на Маньку с палкой, и с третьим повторили то же самое. Жалко ее бить, но не до снегу же возить сено.
Когда отметали последний воз, к нам завернул в гости троюродный брат Васька Овчинников из соседней деревни Морозово. Школу, пятый класс, ему пришлось бросить, и вот уже второй год возит он на быке Мурае молоко из своего колхоза "Красный пахарь" к нам в Юровку на сливкоотделение. При нем Нюрка доила Маньку и, процеживая молоко в кринки, удивилась вслух:
- Что-то сегодня враз сбыло молока на две кринки. Кажется, рано Маньке еще отдаивать. И воза не столь большие, те разы степовое сено возили и ничего. Отчего бы это?
- А я знаю, Нюра, - сказал Васька.
- Уж и знаешь! - засмеялась сестра. - Уж и скотским доктором стал!
- Поезди с мое на быке - узнаешь! - обиделся Васька и повернулся к нам: - Робя, куда у вас корова сворачивает с дороги в одно и то же место?
- В боярку, а чо?
- Лупили ее? Поди, надоело маяться с сеном? Лупили, по глазам вижу! Вот и сбыло молоко у коровы, разозлилась она. Я чо посоветую, Кольша: не лупите ее больше. Пущай она лезет в куст. Постоит, постоит да и сама же выпятится. Ей-богу, сама! У моего Мурая тоже любимое место имеется - омут на Крутишке возле стлани. Первый раз еще весной заволок он меня туда с флягами, и досыта я наревелся, тогда быка понужал и сам простыл. Чирьями долго мучился. Дедушко Изосим узнал и что, думаете, посоветовал? Пусть, говорит, лезет Мурай. Все одно ты его не отвадишь, ему и себе нервы изведешь. У быков есть завсегда излюбленное место, скотина сама заберется и сама же вылезет. С тех пор я как делаю? Сравняемся с омутом, спрыгиваю с телеги и стланью перехожу на другой берег. Мурай натешится в омуте и сам вытягивает подводу ко мне. Поняли? А то без молока останетесь.
- Ладно, Васька, поняли. Только ты нашей маме не сказывай.
- Да не скажу я тетке Варваре, не маленький! - пообещал Васька.
...На другой день после уроков мы снова поехали за сеном. Не терпелось нам испытать: прав ли троюродный брат или нет? Шли с Кольшей сбоку, чтобы Манька видела нас обоих. Весело нам было по другой причине: сена осталось на два воза и, стало быть, вывезем, пока вёдро.
Перед кустом Манька зыркнула на нас и... зажмурившись, сунулась в боярку. Стоит смирно, только часто и шумно дышит. Мы сидим на обочине дороги, глядим на забуревшую осоку по болоту - опять она наросла, и опять по приморозу начнется косьба всей Юровкой - и ждем: что же будет дальше делать Манька.
Времени проходит не так много. Воз двигается назад, корова выбирается на дорогу и трогает вперед. Мы прыгаем, хохочем и ласково кричим:
- Маня, Маня всех басей и обоих нас умней!
Оглядываемся назад, где чернеет зловредный куст. И вовсе не страшный, и сейчас не просто какой-то куст, а Манькин!
Сено у Мохового болота будем и напрок косить, и возить его на Маньке придется долго - пока не кончится война и не воротится домой наш тятя.
К ТЯТЕ
На большой перемене старшеклассники сманили ребят курить в ложок за часовней, а нас с Витькой Паршуковым позвал брат Кольша.
- Айда за чиной, сладкая она и сытная! И прямо на уроках можно есть.
- А если опоздаем? Попадет нам с Васькой от Таисьи Сергеевны, заколебался Витька.
- Еще как попадет! - подтвердил я и оглянулся на школу.
Учительница у нас сердитая, нервная. Хлопали мы как-то пистонами в классе, у доски два урока простояли.
- Успеем! - заверил Кольша. - Скирда близко, вон на поле за Шумихой.
Кольша побежал вперед, мы за ним. Пересекли новину, кубарем скатились в лог Шумихи и с разбега одолели противоположный крутой склон. Поле между логом и краем Одина не ахти какое, необмолоченная скирда чины совсем рядом. Одним махом добежим до нее, скинем лопотины да ногами и начнем топтать немецкий горох - чину. Долго ли по карману намолотить, не то что летом стручки рвать!