На одном из оперативных совещаний начальник краевого управления охраны общественного порядка генерал С. И. Затолокин посоветовал работникам милиции обратиться к населению.
— Будьте уверены, — сказал генерал, — люди помогут вам…
Генерал не ошибся. Вскоре к старшему оперуполномоченному уголовного розыска Н. Ф. Крылову пришла двенадцатилетняя Галя Заводчикова. Она робко прошла к столу и положила перед капитаном клочок бумаги.
— Что это? — спросил оперативник, с любопытством разглядывая девочку.
— Здесь записан номер автомашины, — тихо сказала Галя. — Я видела эту «Волгу» на вокзале, в нее садилась та самая девушка, которую вы называете Тамарой Вовковой.
А было так. Вместе со своей мамой Галя провожала родственников. Приблизительно за час до прихода поезда из дверей вокзала вышла девушка. Галя видела, как она то и дело прикладывала к глазам носовой платок, и плечи ее чуть-чуть вздрагивали.
Плачущую девушку заметили и Галины родители. Они подошли к ней и стали расспрашивать, что случилось. Придя в себя, девушка рассказала, что едет в Астрахань. Но вот когда подошла очередь брать билет, у нее не оказалось денег. Где они, она и сама не знает. От двадцати рублей, лежавших в сумке, осталось всего лишь сорок копеек.
— Как помочь девушке? — задумались женщины. Ведь дорога предстоит дальняя…
Но сначала решили пригласить девушку домой. Она переночует у Галиных родителей, а наутро они помогут ей деньгами.
И только собрались уходить с вокзала, как «Волга», мягко шурша колесами, остановилась в двух шагах от женщин. Щелкнув, открылась дверца, и перед Галей вырос дядя в черном полупальто и белой кепке. Лицо его светилось открытой улыбкой.
— А ну, кого здесь подбросить? — весело спросил он и шагнул к Тамаре Вовковой. Он сделал это, может быть, потому, что в руках у нее был чемодан.
Женщины ответили, что они вовсе не такси ждали. Вот, мол, у этой девушки несчастье случилось. Какие-то негодяи обокрали ее.
Водитель «Волги» на минуту задумался и, сняв кепку, долго ерошил чубатую голову. Потом сказал:
— Садись-ка со мной, красавица. С нами не пропадешь! Стоит ли из-за денег плакать?! Сами золото…
То ли обходительность молодого человека, или его непринужденная шутка расположила людей… Теперь трудно сказать. Словом, Тамара Вовкова согласилась ехать с ним. «Волга», мигнув подфарниками, скрылась в темноте.
Придя домой, Галя взяла синий карандаш и на белой стене написала цифру 00-46. Это был номер знакомой ей автомашины.
Рассказ Гали Заводчиковой помог работникам милиции распутать сложный клубок преступления. Водитель «Волги» 00-46 некто Давыденко оказался убийцей…
Напасть на след опасных преступников Дмитриева и Кома, от руки которых погиб инкассатор Николай Власов, помог алма-атинской милиции второклассник из 38-й школы Валерий Гноевых. Произошло это осенью 1964 года.
…В школьном коридоре раздался звонок. На улицу высыпала шумная детвора. Решил порезвиться и Валерий. Свернул за угол большого дома. Здесь знакомы ему каждое деревце, каждый камень на дороге. Ну а вон там что такое лежит? Подошел и увидел чемоданчик. Его вихрем окружила ватага ребятишек.
— Смотрите, Валерка чемодан нашел!
— Чего разглядываешь? Тащи домой!
Валерий поднял испуганные глаза:
— Зачем домой? Надо в милицию отнести. Может быть, там ищут его.
Да, действительно, милиция нуждалась в этом чемоданчике. Он оказался ценной находкой для оперативников.
В чемоданчике были письмо и печать Талгарского комитета ДОСААФ, откуда преступники Ком и Дмитриев выкрали пистолеты системы «марголина». Письмо помогло оперативникам обезвредить преступников.
Не счесть благородных дел и героических поступков, совершаемых боевыми помощниками милиции во имя защиты достоинства советского человека, ради покоя и охраны правопорядка. И это понятно: советская милиция неразрывно связана с народом.
И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.
г. Алма-Ата.
Н. Янина
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ
Характеристика хотя и не ахти каким языком написана, но довольно лестная: примерная работница, чуткий и отзывчивый человек… Замечаний, собственно, никаких, а вот благодарностей в ее адрес хоть отбавляй… Перо, видно, так и бежало безо всякой запинки, и стандартные фразы, много раз писанные, свободно выливались на бумагу руководителями базы, где она работала уборщицей.
Вера Антоновна, инспектор детской комнаты милиции, недоуменно вертела эту бумагу в руках, присланную по просьбе совета общественности, словно разбирала что-то непонятное, сразу не доходящее до сознания, а потом с чуть заметной улыбкой передала ее дальше. Она оказалась в руках Артеменко. «Ну и ну!» — покачал он головой, — складно получается — дай бог, чтоб о каждом так говорили…»
— Дайте, дайте!
Характеристика шла по кругу членов совета общественности, вызывая у одних недоумение, у других удивление.
— Да ничего они о ней не знают! — запальчиво сказала Ольга Васильевна. — Я у нее была два раза. Все, что написано в заявлении жильцов, верно.
— Ну что же, — сказала Вера Антоновна, когда исписанные листы возвратились к ней, — может, все это и есть: и чуткость, и отзывчивость. Ведь не будем же мы ставить под сомнение элементарное поведение человека в обществе, но, вероятно, проявлялось все это в рабочее время, а что «до» и «после» — им неведомо.
А рядом лежало заявление от соседей, жильцов того дома, где проживала Буторина Любовь Андреевна.
Первым сигналом был звонок из школы. Звонила классная руководительница старшего из братьев Буториных — Владимира. Просила обратить внимание — злостный нарушитель дисциплины, не считается ни с кем и ни с чем… Но о нем, равно как и о его младшем брате, позже.
Вторым сигналом о неблагополучии в семье Буториных было заявление от соседей. В тот же день инспектор поручила Ольге Васильевне с этим заявлением разобраться, и она отправилась по указанному адресу.
Постучала в дверь, на стук отозвались не из этой квартиры, а что напротив. Выглянула женщина с ребенком на руках.
— Если к Буториным, то и стучаться не надо, всегда открыто — заходи кто хочет…
— Значит, любому гостю рады…
— Любому не любому, — зачастила женщина, оглядывая Ольгу Васильевну, — а только их ребята целый день на улице бегают взад и вперед, а мать к вечеру еле на ногах.
Разговор у двери Буториных привлек и других жильцов. Открывались двери, показывались головы, и люди выходили на площадку. Мужчина в полосатой пижаме свесился через перила прямо со второго этажа.
— Володька ее на днях нам веревку бельевую срезал — и все простыни в грязь…
— Сорви-головы…
— Растут, как сорная трава в поле…
— Заявление вы писали? — спросила Ольга Васильевна.
— Ну а как же? — будто обижаясь, что могут подумать на кого-то другого, проговорил мужчина в пижаме.
— А как нам было не писать? — раздалось враз несколько голосов.
— У нас ведь тоже, поди, свои растут, а тут такое…
— Одно развращение…
— Выселить их…
Хор голосов усиливался, как бы припирая Ольгу Васильевну к стене, и она стояла с растерянным лицом, не улавливая и не имея возможности осмыслить все сразу. Эта ее растерянность подействовала на жильцов по-своему, они поутихли, словно выплеснули все бурлящее в них через край, и, освободившись, стали расходиться, теперь уже обеспокоенно поглядывая на Ольгу Васильевну: «Вот ведь, сколько вас тут переходило, а что изменилось?». «Ничего и не изменится, — подумала она, — если будем вот так воевать — бороться одними упреками…»
Из квартиры Буториных донесся детский плач, она перешагнула через порог. Маленькие глаза под припухшими веками колюче смотрели на нее. Хозяйка сидела у стола и кормила ребенка. Острый нос, впалые щеки, на лбу с продольными бороздками прядка рыжеватых волос, выбившихся из-под косынки.
— Вы что на меня так смотрите? Уже натрещали вам на площадке? Слышала, да выходить не стала. Я у них бельмом на глазу. А только что людям надо? Я, если выпить, на их деньги, что ли? Муж у меня работает, сама тоже, поди, не сижу дома…