– Просто чудо, что Локи из этого измерения так удачно… не здесь.
Он выделяет последнее, и она осознает – он по-прежнему может не знать, почему именно он не здесь.
– Страшно представить, что могло бы случиться, пересекись я с ним. Ваш мир мог бы исчезнуть, ваше измерение могло бы быть стерто за мгновение, – он замолкает на секунду, взвешивая, раздумывая, медля. – А могло бы не случиться ничего. Никто не знает.
Она отводит взгляд и смотрит куда угодно – лишь бы не на него, никогда на него. Одно только его лицо выжигает в ее голове пустоту.
– Все было столь настоящим. Естественным. Я не сразу понял, где оказался. Потом решил разобраться самому и оставить пока все, как есть.
Его объяснения едва ли могут отыскать место в ее уже сложившемся представлении о мироздании, но она старается, она так сильно старается. Его взгляд воспален от усталости или чувств, и она думает, что, если это правда, то возможно, но только возможно, ему просто нужен кто-то, хоть кто-нибудь, кому он мог бы рассказать. Она вспоминает о Фригге – могла ли она догадываться, заметила ли она эти другие глаза, эту другую усталость в собственном сыне? Она думает о Торе – мог ли он почувствовать, каким иным холодом заполнилась пустота в его брате?
– Как это произошло?
Она подразумевает – как такое могло случиться, что вот он здесь, прямо здесь, перед ней, хотя это недопустимо всеми правилами звезд и галактик, всем мыслимым и немыслимым, но он, кажется, ее понимает.
Он качает головой.
Он начинает осторожно. В том измерении, откуда я прибыл, объясняет он, все сложилось несколько иначе. Небольшое отклонение любого события приводит к абсолютно другой развязке. В этом измерении, как мне известно, после того, как я упал с моста, Один начал поиски, и нашел меня. Тор вернулся за тобой намного раньше. Не было никакой войны… По крайней мере пока. Но в моем измерении Один бездействовал, и все сложилось иначе.
Он по-прежнему не отвечает ей, и она переспрашивает его снова. Он ведь сказал, что это невозможно, он сказал это сам. Она ищет ответ в его молчаливом оцепенении и не находит, и тогда все вдруг становится ясным, очевидным и простым.
Он не знает.
– Мне нужна помощь, Джейн.
Она вздрагивает, потому что он (кем бы он ни был), произносит ее имя, и его голос тихий и раздается совсем близко, и она не может не вспоминать голос другой, но в то же время точно такой же. Он всегда так редко произносил ее имя.
– Я не знаю, чему он научил тебя, – продолжает он, а затем его голос становится ниже, острее, – я не знаю, зачем. Но это может оказаться полезным.
И тогда ей не остается ничего другого, кроме как принять безысходное, жалостливое, тоскливое, а в обмен – отдать свое согласие. Ей не остается ничего другого, кроме как спросить:
– Что тебе нужно?
Но она, кажется, уже знает ответ.
Вернуться домой.
========== .5. ==========
***
Она думала, у нее достаточно времени. Что она найдет ответ (она всегда находила ответы).
Она думала, что это не может быть сложнее, чем, например, принять решение сменить планету.
Конечно же, она ошибалась.
У нее оставалось чуть больше трех месяцев, а она по-прежнему даже не знала, с чего начать. Никто не знал (Тор, Фригга), и никто (она верила в это, действительно верила) не мог ей помочь. Она не была уверена, можно ли было найти хоть что-нибудь, но Один, всеведущий и бесконечно мудрый, сказал ей готовиться, а он, как поняла Джейн из их краткого и не всегда простого знакомства, никогда ничего не говорил просто так.
Библиотека казалась самым правильным местом для начала ее длинного пути. Ей нужна была информация, ей нужно было хоть что-нибудь; она чувствовала острую нехватку интернета и отсутствия любых современных технологий в наивысшем и порой даже слишком модернизированном (по сравнению с Мидгардом) Асгарде, что позволили бы ей быстро найти необходимую информацию.
То, что библиотека была плохим решением, она поняла сразу же, как только открыла первую попавшуюся книгу. Как оказалось, английский не был особенно популярен в Асгарде; на самом деле, она даже никогда не задумывалась о том, как может разговаривать с Тором, со всеми остальными.
Когда она спросила его об этом, он ответил ей, что она говорит вовсе не на английском.
Она попыталась сказать ему, что этого просто не может быть – она не смогла бы говорить на другом языке, не замечая этого, не осознавая этого, но как только она начала говорить и думать об этом, о том, как она произносит звуки, она поняла – они другие. Ее губы двигаются по-другому, ее мысли выстраиваются в другие слова, и их поток – он другой, все другое, до невозможности и непостижимости.
Ее замешательство было настолько очевидным и столь явственно отразилось на ее лице, что Тор рассмеялся – смех его бликами отразился в далекой и теплой голубизне его глаз:
– Это магия Радужного моста. Представь – мы путешествуем по стольким мирам. Как бы мы говорили со всеми?
Никак, подумала она, но это не отменяло невозможности.
– А что же Земля? Когда ты оказался на ней, ты говорил на английском.
Но он лишь пожал плечами.
– Тот же механизм. Мы адаптируемся под тот мир, в который попадаем.
Это значило, что если бы он был отправлен в Норвегию – он бы говорил на норвежском. В Россию – на русском. Это было необыкновенно и незнакомо ей, это могло предоставить решение многих проблем, и она бы хотела больше узнать об этом больше, соблазн был слишком велик. Однако были дела, которые она просто не могла отложить на дальнюю полку, как бы сильно не хотела.
Тебе столько еще предстоит узнать, Джейн.
– А что же книги? Почему я не могу их прочесть?
Он задумался (ненадолго), и сказал:
– Это не распространяется на письмо.
На одно долгое беспамятно блаженное (словно бы вот он, долгожданный ответ, прямо у нее в руках) мгновение она подумала о том, что просто должна выучить язык. Это помогло бы ей, она смогла бы понимать. А потом вспомнила о том, сколько времени ей осталось здесь, в Асгарде.
Все было бесполезно.
Тор же был уверен если не в ней (и это обескураживало, и оставляло в растерянности), то в себе. Он не волновался об испытании – сам, и просил не волноваться – ее.
Он знает, как ты дорога мне, говорил он легко и беспечно, до последнего оставаясь ветреным собой. У него не будет иного выбора, кроме как согласиться.
И она не переубеждала его, позволяя ему еще несколько месяцев оставаться в блаженном неведении, потому что – она знала, чувствовала, – Один был против (нее, их), и, если он решит избавиться от нее, вернуть в Мидгард – его не остановит даже гипотетическое – по его мнению – счастье сына (наследника).
Тогда она решила продолжить поиски – и именно тогда она поняла, что у нее больше не оставалось вариантов. Ей было не у кого спросить – она не знала здесь (по-настоящему) никого, кроме Тора. Ей было не к кому обратиться. Она не знала, что делать.
Именно тогда Локи (словно новый виток ее жизни, полностью изменивший ее направление) впервые заговорил с ней.
– В твою честь устроят богатый пир.
Золотые, лиловые, серебряные бутоны распускались вокруг нее, и она, вдыхая запахи (чуть сухие и пыльные) быстро полюбившегося ей сада, открыла закрытые прежде от солнца глаза. Сидящая на скамье посреди этих ослепительных цветов, она запрокинула голову, чтобы посмотреть на него – возвышающегося над ней, со сдержанной усмешкой на губах, со странным внимательным взглядом. В тот момент она впервые подумала, сколько же им на самом деле лет – им всем, асам и асиньям – как долго может длиться их бессмертие? – а еще о том, что этот его взгляд был дряхлее взгляда самого Одина.