— Ну, ладно, Федул или Витя, не все ли равно? — вскричал весело мальчик. — А вот что разиня ты, так это верно! Лежит в этаком довольстве — смородина сама в рот лезет, а он и ягодки не отведал.
И с этими словами веселый мальчик быстро подскочил к кусту, с которого свешивались зеленовато-розоватые ягоды красной смородины, которая могла поспеть не ранее, как через месяц, и с жадностью стал их есть.
— Мне запрещено кушать ягоды! — произнес Витик, глядя на мальчугана, уписывающего смородину за обе щеки, — она еще не поспела.
— Вздор! — прервал его тот. — Или ты трусишь? боишься животик бобо будет, касторки дадут, в постельку положат? — поддразнил его мальчик и смеялся. — Ах ты нюня, девчонка!
Но тут уже Витя не выдержал дольше и, чтобы выказать своему незваному гостю, что он не нюня и не девчонка, стал рвать ягоды по примеру того и класть их в рот. Ягоды были кислые-прекислые, и Витику они не нравились совсем, но, чтобы не отставать от своего нового приятеля, он все ел и ел без конца. Наконец весь рот у него стянуло от неприятного ощущения кислоты и под ложечкой стало неприятно сосать и пощипывать. К тому же один вопрос занимал Витика гораздо больше ягод. Ему ужасно хотелось расспросить веселого мальчика, где спрятано чудовище у них на даче и какое оно на вид, с рогами или с хвостом?
Он уже было и рот раскрыл для этого, как вдруг веселый мальчик отскочил от куста и изо всех ног кинулся к забору.
Через минуту оттуда послышалось жалобное мяуканье и снова появился из-за кустов веселый мальчик, но уже не один, а с большим жирным котом на руках.
— Вот так толстяк! — вскричал он, показывая кота Витику, — в жизни не видел такой здоровенной кошки. Он, поди, и играть не может, неповоротлив, как тюфяк. Сейчас попробуем!
И, прежде чем Витик успел остановить веселого мальчика, он вытащил из кармана кусок бечевки и, сорвав большой лист лопуха, стал привязывать его с помощью веревки к хвосту кошки.
Задумано — сделано!
Кошка делает движение и лопух за нею. Кошка вправо — и лопух вправо. Кошка влево — и лопух за нею. Кошка совсем очумела, кружится волчком по полянке, а веселый мальчик заливается-хохочет.
— Вот так тюфяк! Отлично двигается!.. А я-то думал…
Но тут произошло нечто совсем неожиданное и для Витика, и для веселого мальчика.
Обозленный коташка вместо того, чтобы по-прежнему кружиться в погоне за собственным хвостом, метнулся к тому месту, где сидел Витик, и изо всех сил оцарапал его за щеку.
Витик сначала закричал благим матом, потом заплакал навзрыд. Кошка с лопухом в ту же минуту исчезла куда-то, а веселый мальчик подскочил к Витику и стал его утешать.
— Ну, ну, не реви… будет! Велика важность, кошка цапнула! До свадьбы заживет. Не реви! Смотри, как я кораблик спускать буду!
Витик перестал хныкать при слове «кораблик» и внимательно осмотрелся кругом, ища, где бы мог находиться кораблик. Но его нигде не находилось. Тогда веселый мальчик расхохотался своим громким смехом.
— Думаешь, нет кораблика? Надул я тебя, — смеялся он. — А вот! разве не кораблик?
И самым неожиданным образом он подскочил к Вите и, сдернув у него с ноги желтую туфельку, подбежал к пруду и пустил ее на воду.
Витику это так понравилось, что он и сам рассмеялся.
И правда, кораблик! Плавает роскошно, точно на парусах.
С одной ногой в чулке, с другой в туфле, Витик со всех ног несется к пруду. Веселый мальчик уже там и отталкивает Витину туфлю от берега большим суком.
— Бери вон ту палку и делай то же! — командует веселый мальчик Витику и бросает ему такую же жердь, найденную тут же у пруда.
Витик не заставляет себя просить вторично и тоже отталкивает туфлю от берега поднятым суком. Но туфля не слушается; она завязла в тине и не хочет плыть. Витик тянется еще дальше от берега своим суком и вдруг…
Нога мальчика скользит, голова кружится и он, потеряв равновесие, бултых в воду!
Воды в прудке мало. Там и курице утонуть трудно, а Витику и подавно, но разве приятно очутиться в холодной воде по колени, да еще в тинистой и грязной?
Как вы думаете, читатель?
По крайней мере, Витику это очень неприятно; ему холодно и страшно — он дрожит.
— Давай мне руку! Давай мне руку! — кричит ему веселый мальчик с берега и тянет его из воды.
Витик, с трудом вытаскивая то одну, то другую ногу из тины, причем и вторая туфля падает с его ноги, вылезает на берег.
— Ну вот и спасен! Велика важность, выкупался, не реви только! — говорит веселый мальчик.
— У меня живот болит, — пищит Витик, — от смородины болит незрелой…
— Экая ты братец, неженка, размаз… — начинает веселый мальчик и вдруг останавливается разом, Витик тоже оглядывается и замирает от страха.
К пруду бежит фрейлейн, за нею горничная Даша, за нею кухарка Матрена, а вдалеке виднеется фигура мамы, которая тоже спешит к «уголку».
— Боже мой! — кричит фрейлейн таким голосом, точно она увидела у пруда льва или крокодила. — Чудовище! Витик с чудовищем! Боже мой! Боже мой!
Витик разом оглядывается.
— Чудовище!? Где? Наконец-то!
И как он не заметил, что оно подкралось к нему?
И он оглядывается на все стороны с самым любопытным видом. Но никого нет. Решительно никого. Один только веселый мальчик спешно лезет через забор, отделяющий Витикин «уголок» от чужой дачи.
— Где чудовище? где? — спрашивает Витик и смотрит во все глаза на фрейлейн.
— Он еще разговаривает! — кричит фрейлейн, — а это кто? Чудовище! Разбойник! Негодный мальчишка! Вот постой, я тебя…
И фрейлейн, вся красная от злости, бежит к забору, подняв по дороге сук, брошенный веселым мальчиком.
Но того уже и след простыл. Только где-то за забором слышится его веселый хохот:
— Что, поймали? Как бы не так! — дразнится он.
— Чудовище! — еще раз взвизгивает фрейлейн и, схватив Витика на руки, несет его в дом.
Теперь только Витик понял, что чудовище и веселый мальчик одно и то же. Ему холодно… его лихорадит. Во рту остался скверный вкус от сырой незрелой смородины, в животе — резня. Новые щегольские туфельки навсегда исчезли в воде пруда. Зато теперь Витик понял отлично, какое чудовище поселилось в соседней даче и почему Витику нельзя бывать одному в его «уголке».
Бедный Топсик
— Барыня, милая, купите собачку.
— Нет, нет, голубчик, не надо, проходи!
— Барыня, миленькая, купите! Хорошая собачка! Барчонку весело с нею играть будет. Барыня… Милая!..
— Мамочка! Купи!
— Нельзя, Сережа! Нельзя, дорогой! С собакой много возни, сам знаешь, да и ты такой рассеянный, ветреный, покормить забудешь собачку или погулять ее вывести!.. А этого нельзя. Акулине же и без собаки дела много… Не стоит покупать, дорогой! — Так говорила мама, стоя со своим десятилетним сынишкой посреди бульвара у одной из скамеек, около которой их остановил уличный мальчишка со щенком в руках.
Щеночек был сама прелесть. Черная шерсть, черные ушки, уморительная мордочка и умные живые глазенки… Сам же крохотный, пушистый, забавный. Ну, словом, чудо что такое!
У маленького Сережи глаза разгорелись на щенка.
— Купи, мамуся, милая, дорогая! — чуть ли не плача, стал упрашивать маму мальчик. — Я сам буду ухаживать за щеночком, Акулине не будет с ним хлопот, уверяю тебя, мамочка! Купи только!..
— Купи, барынька, милая, — вторил Сереже и продавец — мальчишка, которому, очевидно, до смерти хотелось продать щенка. Мама, любившая без памяти своего ненаглядного Сереженьку, однако, не сдавалась на его просьбу. Она отлично знала отличительную черту своего сынишки. Сережа был удивительно рассеянный и забывчивый мальчик.
— Сережа, — бывало, говорит ему Анна Викторовна, — убери твои картинки, а то их Акулина может в кухню вымести нечаянно с сором, видишь, на полу валяются!