Глава 8. Три самолета
Война началась неожиданно. Еще утром мы купались в море, а уже после обеда по Гудауте разъезжали "жигуленки" без номеров с небритыми боевиками. Примерно раз в час мимо нашего двора проезжало две - три таких машины набитые абхазцами к воротам воинской части. "Абреки" перелезали через ворота и кидались в казарму, где думали найти оружие. Слышался отборный русский мат с сильным кавказским акцентом. К этому времени уже в больницу отвезли Володю – прапорщика, которому рукоятью пистолета пробили голову за то, что в открытой им оружейке было пусто, а "защитники" Абхазии требовали указать место, где оружие зарыто! Но в этой части служили одни связисты и оружия там не было с 1989 года – года первого грузино – абхазского противостояния. Машины угнала самая первая партия мародеров. Остальные довольствовались разграблением оставшегося имущества. Тащили все: от противогаза до взрывпакета…
По улицам бегали 10-12 летние подростки и кричали, что у ракетчиков, возле вокзала на складе, еще есть гранаты в ящиках, а какой-то Батал успел стащить автомат и пару рожков с патронами.
Союз разваливался на глазах, еще полгода назад создание СНГ я воспринимал, как славянскую альтернативу аморфному СССР, но как я ошибся...
Теперь наглядно увидел, что надо, банально, спасать свою семью и себя любыми способами. Это не моя война.
Вечером, как всегда, смотрим "Время", чтобы услышать что-то обнадеживающее, а мимо окон летают трассеры...
Ранним утром 15 августа мы видели, как по морю медленно тащили баржи с грузинскими танками в сторону Гагры. К обеду их залпы были слышны со стороны Мюссеры. Эта канонада присоединилась к уже привычному грохоту со стороны Эшеры.
Все. Окружение. Как вывезти семью? Единственная возможность – Бамборский военный аэродром и санаторий ПВО в Гудауте. Пока люди из санатория плавали в море, я чувствовал себя в относительной безопасности, но 15 августа после обеда все изменилось. На аэродром стали один за другим садиться "Ил-76", а санаторский пляж опустел...
Бежим с тестем в санаторий. Находим измученного директора. Подполковник, с опухшими от бессонницы глазами, уже организует эвакуацию последней партии отдыхающих. С огромным трудом уговариваем его включить и мою семью в этот список. Нам коротко внушили, что если через 15 минут нас не будет на перекрестке ул."Дружба" и ул."Тарнава" чтобы перехватить на перекрестке автобус то... Бегу первый.
За этот 3х минутный кросс в шлепанцах я преодолел рекордную дистанцию от санатория до дома.
В минуту объясняю ситуацию жене. Молча, запихивает шмотки по сумкам. Через 3 минуты мы уже готовы. Запыхавшийся тесть заводит свою "четверку". Едем в сторону Бамборы.
На перекрестке пересаживаемся в автобус, вскоре проезжаем сквозь молчаливую толпу, желающих спастись возле шлагбаума территории авиабазы...
Садится очередной "Ил-76". По аппарелям съезжают танки. Долго стоим просто на бетонных плитах военного аэродрома возле огромного самолета, ожидая посадки. Над головами очень низко, с грохотом, раз за разом, пролетает пара "Мигов" прикрытия...
Наконец нас приглашают на посадку. Около 200 человек поднимается во внутрь абсолютно пустого корпуса самолета, люди садятся на корточки на площади двух волейбольных полей. Совсем некстати начинает плакать наша пятилетняя дочка. Жена очень грубо (наверное единственный раз в жизни) крикнула ей "Спи!" К моему удивлению ребенок моментально, тут же уснул и не открывал глаз, пока мы не приземлились в Крымске. Жене, как Матери с Ребенком выделили сидячее место на запасных шасси, а я, на корточках, как-то устраиваюсь рядом.
Перед взлетом один из пилотов подает клочок бумаги и шариковую ручку, чтобы каждый записал себя и своих близких на этот рейс НАДЕЖДЫ, чтобы можно было узнать, сколько погибло, если собьют...
А ведь всего год назад мы улетали совсем по-другому...
Я стою на волнорезе. В руках удочка. Время к заходу... Море, как зеркало, а оранжевый воздух уже веет прохладой. И неважно, что я не рыбак, удочка с куском мидии на крючке – отличная наживка для морского окуня. Эта рыба на сковородке - самый изысканный деликатес. Неожиданно ощущаю на сгибе моих мизинцев на ногах легкую щекотку – маленькие крабики пытаются отщипнуть от меня кусочки моего тела. Их несколько десятков, размером с копейку возле каждой ноги, я боюсь пошевелиться, чтобы их не спугнуть. Лениво наползает на волнорез очередная, очень пологая волна, вдруг, совсем рядом, из моря вылетает полуметровая рыба, делает кульбит и громко шлепается об зеркало моря, за ней вторая, третья... "Лобаны играют"- тихо мне говорит тесть. Солнце почти коснулось недвижимой глади моря.
Время остановилось, а я, вдруг, физически ощутил СЧАСТЬЕ.
Несколько пойманных карасей, зажаренных тещей – наш прощальный ужин, завтра мы улетаем в Харьков...
Рейс задержали на несколько часов, вылетаем на заходе солнца. Мое раздражение быстро улетучивается от раскрывшейся перспективы. Самолет рейса 7421 набирает высоту синхронно с заходом солнца. Его изумрудово зеленый луч бил прямо в мой иллюминатор. Говорят, что это к счастью, увидеть это явление. Спиральный подъем поочередно открывает для меня или кремово- коричневые вершины Кавказа, или фиолетовое Черное море. Солнце село, горы исчезли, а море и побережье неожиданно засверкали яркими огнями кораблей и санаториев. У меня волосы дыбом встали от такой красоты. Я был опять счастлив. Все еще живы и здоровы. Неожиданно вспомнил другой полет...
21 июня, наконец, пришел транспорт с солдатами, и хотя уже около недели, как я сдал свой взвод моему сменщику, все мои просьбы к начальнику штаба отпустить меня не принимались во внимание. Опытных офицеров не хватало, и я даже пару раз съездил со своим сменщиком на станцию, чтобы показать ему, как надо работать старшим команды дезактивации. Дико болела голова, мучили приступы удушливого кашля по утрам и вечерам. А "Чернобыль" ни как не хотел меня отпускать. А тут еще эта изнуряющая духота, я ждал дождя, как спасения. Но к тучам подлетали самолеты, и они превращались в легкие облачка.
Долго бегаю с оформлением документов. В штабе бригады неожиданно узнаю, что меня назначили старшим по вывозу бойцов. Вечерело, когда вдруг хлынул дождь. Такой долгожданный и совсем мне не нужный теперь ливень.
Все документы оформлены, лагерь спит под дождем. Направляюсь к палатке, в которой прожил 36 дней, открываю полог и тихонько зову в темноту "Мужики! Мужики, до свиданья!" В ответ слышу только тихое сопение спящих друзей. По себе зная, как драгоценно для офицера это недолгое время его спокойного сна, как можно тише отхожу. Не попрощался...
Садимся в машины. Привычно проверяю "наличие присутствия" бойцов и сажусь в кабину ГАЗ-66. Как ни банально, выдаю гагаринское: "Поехали!"...
В Белой Церкви получаю свои цивильные вещи, и нас грузовиком везут на военный аэродром. На взлетной полосе стоит "АН-12" со следами сажи от двигателей на бортах. Бортмеханик озабоченно осматривает один из двигателей и во всеуслышание спрашивает у командира, выглянувшего из оконца: "Долетим?" После утвердительного кивка все садимся в самолет. Транспортник не приспособлен к перевозке пассажиров, но как-то устраиваемся, летим...
Нас выбросили посреди летного поля в Чугуеве. Мы прыгали прямо на бетон из транспортного люка в корме самолета. Самолет тут же развернулся и улетел, "развозя", как последняя маршрутка, наших товарищей в Донецк, а затем в Днепропетровск...
Осторожно отворяю дверь своей квартиры (признак - если не закрыто на ключ, то дома кто-то есть). Неслышно открываю дверь в нашу комнату.
Сидит на полу, сортирует какие-то вещи из шкафа, живот уже заметно округлился, на меня испуганный взгляд больших карих и таких любимых глаз. Вскакивает, кидается ко мне, роняя на пол вещи. Обнимаю мягкое тело, жадно вдыхая ежевичный запах ее волос.
Я – дома. Я - вернулся. Все у нас впереди.
Вместо эпилога. Первый звонок