Третьего января в первой половине дня турки подожгли военные склады у новой церкви.
Дым пожара заволок небо, в католической церкви зазвонил колокол, его глухие удары то умолкали, то снова разносились далеко окрест.
С самого утра Теохарий беспокойно кружил по дому, дважды ходил в Тахтакале, откуда принес тревожную весть, что последние турецкие семьи покинули город. По его словам, Пловдиву готовилась страшная участь. Он видел собственными глазами больше полусотни орудий Круппа, расположенных дугой возле дороги к вокзалу, готовых в любой момент открыть огонь по наступающим русским войскам. Нет сомнений, что город превратят в пепелище.
Ответственным за оборону Пловдива был назначен Савфет-паша, и бой в самом городе мог начаться еще этой ночью.
К полудню нервы Теохария не выдержали. Он поднялся на верхний этаж, отрывисто постучал в дверь Софии. Войдя, возбужденно заговорил:
— Барышня, я должен отвезти вас и остальных домочадцев в старое имение в Лохуте. Здесь опасно оставаться, в случае уличных боев этот квартал пострадает больше всех…
София внимательно смотрела на него. Его предложение было разумно. Старое имение в Лохуте представляло собой дом со всеми удобствами, спрятавшийся в глубине фруктовых садов.
Однако она не может уехать, не повидавшись с Борисом, а он, наверное, придет лишь вечером. Не поднимаясь из-за письменного стола, за которым читала, она обернулась к секретарю и спокойно произнесла:
— Отвезите туда тетю и прислугу, я же останусь здесь до вечера. Теохарий не двинулся с места.
— Барышня, — сказал он, — вы тоже должны поехать. Это распоряжение хозяина. В случае опасности не оставлять вас в городе. Пожалуйста, не задерживайтесь…
Вспыхнув, София встала.
— Хозяина представляю здесь я, а не вы, — отрезала она, — поэтому я вам повторяю: немедленно отвезите тетю и прислугу в Лохуту. Пошлите за мной фаэтон между восемью и девятью часами вечера. Пусть он меня ждет возле верхней церкви. Турки не должны видеть, что я оставляю дом. Если до девяти я не появлюсь, значит, сама уехала в имение или же пошла к Немцоглу. В таком случае фаэтон пусть возвращается обратно.
Все это было произнесено вежливым и сдержанным тоном, но секретарь совершенно ясно почувствовал суровый и непреклонный нрав отца. Пожав плечами, он хотел было что-то возразить, но передумал и молча вышел из комнаты.
София подошла к окну. Пожар на складах продолжался. Время от времени слышался топот копыт, на нижних улицах лошади переходили в галоп, но потом все снова смолкало. И в этой тишине глухо продолжал звонить колокол.
Часовые перед домом Амурат-бея беспокойно шагали по двору, но оставались на своих местах. Самого Амурата не было видно уже несколько дней. Вероятно, он уехал.
Перед отъездом в Лохуту Елени, робкая и нерешительная, как обычно, пришла к Софии и стала просить ее поехать с ними.
Девушка обняла ее, поцеловала и обещала вечером приехать. Потом проводила ее до выхода. Скоро все уехали, в доме воцарилась тишина.
К вечеру грохот орудий умолк. Пожар еще продолжался. Отблески пламени играли на стенах домов, на улицах было светло, но город затаился в предчувствии тревожной ночи.
София задернула занавеску на окне, поставила на подоконник зажженную свечу, потом села на пуфик у камина, глядя на догорающий огонь.
Борис пришел, когда было уже совсем темно. Глаза у него горели, он тяжело дышал.
— София, — он обнял девушку, — русские уже в Каршияке! Может быть, еще этой ночью перейдут Марицу…
Подняв Софию на руки, он внес ее в комнату, положил на софу, а сам опустился на колени рядом с ней. Камин погас, но в комнате было тепло. Отсвет пожара плясал на оконных стеклах.
— Как страшно, Борис… — прошептала девушка, доверчиво кладя голову на его руку. — Где ты будешь этой ночью?
— Здесь, поблизости… — усмехнулся он.
Она смотрела ему в глаза. Рука ее гладила его волосы.
Грозев заглянул в темную глубину ее агатово-синих глаз, и вдруг ему показалось, что эта девушка — часть его самого, нечто бесконечно родное, без чего все вокруг — старый дом, темная мебель, гравюры и портреты на стенах — было бы для него холодным и чужим.
— София, — сказал он, — ты помнишь нашу встречу на холме?
— Да, Борис… — Она смотрела на пламя свечи.
— И грозу тоже?
— И грозу…
— И то, что ты тогда мне сказала?
Девушка перевела на него взгляд, посмотрела прямо ему в глаза, словно старалась угадать его мысль.
— Что из того, что я тебе тогда сказала, ты хочешь, чтобы я сейчас повторила?