— Выходи! — поручик кивнул головой на дверь. Под глазами у него лежали тени от недосыпания, но выглядел он подтянутым, был свежевыбрит.
Данов надел пиджак, пригладил волосы и вышел из камеры.
В сумеречном свете перед ним открылся каменный внутренний двор тюрьмы. Он находился в Ташкапу — самой страшной тюрьме в городе.
— Куда вы меня ведете, господин? — спросил он офицера.
— Туда, где ты нужен, — ответил турок, подталкивая его в спину.
Должно быть, было уже далеко за полночь, потому что сильно похолодало.
Они спустились на нижний этаж и пошли по коридору мимо каких-то дверей. В некоторых комнатах горел свет и слышался турецкий говор. Перед коричневой дверью в глубине коридора они остановились. Офицер постучал и открыл дверь. Потом толкнул Данова вперед.
Комната была просторной и, как показалось Данову, ярко освещена. За письменным столом сидел полковник средних лет и читал какие-то бумаги. Данов сразу его узнал: это был помощник турецкого правителя Айдер-бег. На диване возле стола сидел еще один турок — старый, седой, с маленькими проницательными глазками. Скрестив ноги, он медленно пил кофе.
Айдер-бег поднял голову и, указав на стул, сдержанно проговорил:
— Садитесь, господин Даноолу…
Вынув пачку смирненских сигарет, протянул Данову.
— Благодарю… — Данов отрицательно качнул головой.
Взглянув на старика, он заметил, что тот, прихлебывая кофе, внимательно изучает его своим острым, как лезвие, взглядом.
— Господин Айдер, — произнес медленно Павел, стараясь подчеркнуть каждое слово, — протестую против того, что без всякого законного основания меня арестовали и привели сюда.
Айдер-бег внимательно посмотрел на него из-под насупленных бровей.
— А каково, на ваш взгляд, господин Даноолу, должно быть законное основание? — спросил он, разглядывая с напускным вниманием кончик карандаша, который держал в руке.
— Если бы я совершил преступление, — ответил Павел.
Айдер-бег вновь поднял на него взгляд и строго сказал:
— Вас подозревают в преступлении, господин…
Он встал и, пройдя перед столом, продолжил:
— Вас задержали в тут момент, когда вы препятствовали стражникам преследовать опасного преступника. Вы преградили им путь и тем самым помешали его поимке.
«Дончев спасся…» — промелькнуло в мозгу Павла.
— Я не знаю человека, о котором вы говорите, и никому я не преграждал путь, — твердо произнес он, смотря Айдер-бегу прямо в глаза. — Истина заключается в том, что в переулке суконщиков на меня напали стражники…
Айдер-бег поглядел в его неподвижные зрачки, казавшиеся огромными за линзами очков.
— Перед этим вас видели вместе, — сказал он, сделав несколько шагов по комнате. — Бесполезно отрицать…
— Мне неизвестен человек, которого вы имеете в виду. Мое задержание вашими органами — недоразумение.
Айдер-бег усмехнулся.
— Видите ли, — обратился он к Павлу, — мы считаем, что вы ни в чем не виноваты. Мы знаем вас, знаем вашего отца. Мы всегда относились к вам с уважением. Вероятно, это была лишь случайная встреча. Вы только скажите нам, с каких пор знаете этого человека, ничего больше нас не интересует. И вы просто встанете и пойдете домой…
«Ишь какие хитрые, — подумал Павел, не сводя глаз с Айдер-бега, — но тут вы просчитаетесь». И, отрицательно качнув головой, сказал:
— Я вновь повторяю вам, господин Айдер, что не знаю человека, с которым, по вашим словам, я был в переулке суконщиков. Я шел из Тахтакале к кофейням, и у соляной лавки на меня напали ваши люди.
Айдер-бег снова усмехнулся, но теперь в его усмешке сквозила неприязнь и угроза.
— Мы ведем войну не на жизнь, а на смерть, — грубо сказал он, прищурив глаза, — и не думай, что нас что-то остановит, если надо будет расправиться с врагом. Заруби себе на носу, что до тех пор, пока ты не расскажешь о своих связях с этим человеком, ты не выйдешь из Ташкапу! А до того мы используем все средства, чтобы заставить тебя говорить…
Старик поставил чашку на стол, вытер рот.
— Это тюрьма, а не баня, голубчик, — сказал он, пожевав губами. — Я знаком с твоим отцом вот уже тридцать лет, и у меня в голове не укладывается, как это ты очутился здесь.
— Я уж не говорю о том, что ты болтаешь по всему городу что не надо, — заговорил снова Айдер-бег, припомнив неприятный разговор во время обеда у Аргиряди. — Везде свои законы. У них — свои, у нас — свои. Это видит каждый разумный человек. — Он мрачно усмехнулся. — А тех, кто не видит, мы подымаем повыше, чтоб увидели. — И он красноречивым жестом обхватил ладонью шею.
Павел горько усмехнулся.
— Господин Айдер, — он посмотрел на турка, — вы проделали эту процедуру со столькими людьми, что вам не составит труда проделать ее еще с одним…
Айдер-бег сжал губы.
— Слушай, — произнес он, подходя к столу, — не воображай, что мы будем разговаривать с тобой, как за чашкой кофе. Можем повести разговор и по-другому. — Голос его стал жестким. — Я вызвал тебя не для того, чтобы ты нас учил уму-разуму. Я спрашиваю: с каких пор и откуда ты знаешь человека, с которым вы были вместе в переулке суконщиков?…
— Я не знаю никакого человека, — ответил Павел, — и как бы вы ни повели разговор, повторю то же самое.
Лицо Айдер-бега посерело: все иноверцы — подлецы, даже когда живут лучше мусульман, сидя на хлебах у падишаха! И поэтому их нужно истребить всех до одного! И даже их семя! Он схватил со стола кожаный ремень с тяжелой пряжкой.
— Кто тебе сказал, собака, что придется повторять! — крикнул он и, замахнувшись, хлестнул Павла ремнем по лицу.
Удар пряжкой пришелся по губам, и сквозь пронзительную боль Данов ощутил вкус крови во рту. К счастью, очки не разбились. Подняв руку, он снял их и зажал в ладони. Потом холодно и презрительно посмотрел на турка близорукими глазами.
Побледневший от ярости Айдер-бег, тяжело дыша, расстегнул мундир.
— На! — взяв со стола, он протянул Данову мелко исписанный лист. — Прочти и запомни: если будешь молчать, произойдет то, что здесь написано. Ты не какой-нибудь неуч, тебе известно, какое сейчас время и что означает военный суд.
Павел надел очки и стал внимательно читать. Это был приговор Пловдивского военного суда, согласно которому он, Димитр Дончев и еще двое человек, которых он не знал, осуждались на смерть за укрывательство оружия. Прочтя, он не поднял головы, делая вид, что еще читает; в то же время мысль его лихорадочно работала.
Пока определенно ясно лишь одно: оружие найдено. Имя Дончева известно им, вероятно, по словам Апостолидиса, а упоминание в приговоре двух незнакомых имен и использование нечетких аргументов свидетельствуют скорее всего о том, что это фиктивный документ и что Дончеву, быть может, удалось спастись.
Подняв голову, Павел посмотрел на Айдер-бега и сухо произнес:
— Я не представал ни перед каким судом, а названные здесь лица мне абсолютно незнакомы…
— Ах вот как? — поднял брови Айдер-бег. Потом хлопнул в ладоши.
Боковая дверь открылась. На пороге появился Дончев, изменившийся до неузнаваемости. Лицо его посинело от кровоподтеков. Один глаз заплыл и был закрыт. Вид Дончева был страшен. Его сопровождал турок. Когда они переступили порог, турок толкнул Дончева на середину комнаты. Тот устоял на ногах, потом медленно повернулся к Айдер-бегу.
Лицо Дончева ничего не выражало, ни один мускул не дрогнул на нем. Данов догадался, что это сейчас самое важное. Дончев не сказал ничего.
Подойдя к Дончеву, Айдер-бег грубо повернул его лицо к Данову и спросил:
— Ты знаешь этого человека?
Взгляд Дончева остановился на Павле.
— Нет, — покачал он головой. — Я никогда раньше его не видел.
— Никогда, а? — желчно усмехнулся Айдер-бег и ударил Дончева по лицу. — Пусть и он посмотрит на тебя, — продолжал турок, возвращаясь к столу, — пусть хорошенько тебя запомнит. Это сейчас очень ему пригодится…
За спиной Данова хлопнула дверь.
— Ваше превосходительство, — услышал он голос поручика, — правитель просит вас немедленно явиться в мютесарифство.