До поезда оставалось несколько часов. Пока мама готовила бутерброды в дорогу, бестолково перекладывала из чемодана в рюкзак и обратно давным-давно приготовленные вещи и занимала себя другой преддорожной суетой, Саша потерянно сидела на кровати, подтянув к груди коленки и упрятав в них подбородок, следила за мамиными перемеще-ниями по комнате злыми сухими глазами. Она не простится с Сашей. Она нарисовала ри-сунок, а дарить его на память некому – Саша не пришел. Она не придумала куда спрятать от мамы Маню с ее кроваткой. И она должна уезжать. Как же все плохо!
- Красиво,- мама заметила рисунок на столе, - я на стену повешу, хорошо?
Саша мотнула головой.
– Я не буду кнопить, попрошу Сашу Новикова, он сделает красивую рамочку, со стеклышком…
Саша отчаянно затрясла головой.
- Ну не хочешь, не буду вешать, пусть так, на столе лежит.- И повторила тише:
- Красиво.
И совсем уж тихо:
- Ты, Саш, вставай, одеваться пора. И, знаешь, что я подумала, может ты возьмешь с собой Маню – и тебе и ей не так скучно будет… Возьмешь? Так ты тогда вставай, оде-вайся, упакуй ее получше. А я пошла Белку подою, отнесу Новиковым молока да напом-ню бабе Свете, чтоб приглядела за ней пока я ездить буду.
Вот и все. Вставай, Саша, одевайся, Саша, упакуй Маню, Саша… Ехать пора, Са-ша…
Ехать учиться разговаривать, чтобы потом все равно молчать… Чтобы бояться по-том говорить… Потому что нечего сказать, некому сказать…
Саша подошла к столу, на котором лежала нарисованная для Саши картинка – двор, береза, солнце, цветы-хризантемы. Саша очень старалась, когда рисовала ее. Кар-тинка получилась яркой и радостной…Дарить только некому. Останется она лежать на столе, ненужная никому. А то еще догадается-таки эта мама прикнопить ее к стенке с большой своей радости, что отправила Сашу учиться разговаривать.
Глава девятнадцатая
Про синий-синий дождь и третьего Сашу
Раскрытая коробка акварельных красок лежала еще на столе, и баночка с черной водой стояла тут же. Саша не успела все это убрать, и мама каким-то образом не заметила беспорядка…
Ну что ж, дождь так дождь… Саша взяла кисточку, набрала погуще синей краски и сверху вниз по всему солнечному листу провела широкие прерывающиеся полосы – вот вам дождь. И вот еще… Много дождя. Синего весеннего дождя. Так много, что лета за ним не видно. Совсем не видно. Никто и никогда уже не увидит лета за синим дождем. Мама не увидит… И Саша тоже не увидит никогда, пусть ходит где хочет. Раз забыл, что Саша уезжает…Он забыл, точно забыл, поэтому ушел из дома на весь день…
Рисунок расплывался, синея все гуще. За набежавшими на глаза слезами Саша уже почти не видела его и все водила и водила по листу кисточкой. Макала ее то в баночку с водой, то в краску и снова рисовала дождь, в горьком своем отчаянии не видя и не слыша ничего.
На кухне поет радио – пусть поет. Дверь скрипит – пускай скрипит… На здоровье ей! Мама еще не ушла к своей любимой Белочке? Топает как мужик… Топай-топай, ма-мочка! Увидишь сейчас, как Саша рада… Как ей хочется уезжать. Оставайся на здоровье со своей Белочкой. Живи тут одна. И на здоровье, и пожалуйста. Маню она взять позволи-ла. Добрая такая… «Возьми, Саша, Маню, а то ей скучно без тебя будет»… А тебе, ма-мочка, не скучно без Саши будет?
- Привет, брат-Сашка… Куда это мать твоя галопом поскакала? Белку доить, что ли? – В дверях стоял, зацепившись руками за верхнюю перекладину улыбающийся Саша. Улыбался он косовато и говорил медленней, чем обычно - раздумчиво. Мама называла это его состояние «синдромом станционного кабачка».
– Че-то поздновато она сегодня. – Саша покачался в проеме взад-вперед. - Я тут у вас на крыльце раздавил чего-то, че свет не включаете? – Протянул руку, пощелкал вы-ключателем, вздохнул: - Лампочка, наверное. Надо поменять… А че плачем, а, брат-Сашка? По случаю отъезда? – Саша исчез в темноте кухни, слышно было, как заскрипел под ним Венский – ботинки снимает. Из кухонной темноты некоторое время только и слышны были Сашино трудное сопение и скрип Венского. Потом прекратилось и то, и другое. На некоторое время установилась тишина.
– Ты не плачь, брат-Сашка, велико ли горе – в город поедешь… Потом прие-дешь…Лето уже будет, красота, теплота… Солнышко, опять же.
Его голос приблизился, звучал уже прямо за Сашиной спиной. Саша стояла, по-вернувшись к столу, слезы дробно падали на уничтоженный рисунок.
– Мда-а… И что это было? Похоже, что много чего было, да ничего не ста-ло…Одна брат-Сашкина вода. А я вот, гляди чего принес. – От Саши пахло водкой и та-бачным дымом, и ноги его держали нетвердо. Покачивался слегка ее друг, когда Саша по-вернулась, вытирая поочередно предплечьями глаза посмотреть, что он принес. Саша на-клонился к ней и расстегнул куртку.