Мой отец, услышав от меня невнятную просьбу приспособить фонарную лампочку освещать чего-то там, покивал головой – я знала эту его манеру киванья, означающую что угодно, только не согласие: прямо отказать или отмахнуться было не в его правилах…
Закончилась наша дружба с тёзкой внезапно – причиной разрыва стали валенки: вместо своих новых я обула её, с дырками на пятках.
-– Язви тя в душу! – ругалась мать, охаживая меня дырявым Надькиным валенком. – Тянешься на них, тянешься, а она вон чего… разззява!!
Наверно, это был единственный случай рукоприкладства со стороны матери, да и то через посредство валенка… Вот совершенно не помню, удалось или нет восстановить справедливость, то есть вернуть мои валенки. Всё равно и в новых через месяц, другой на пятках появились бы дырки. Чинить наши валенки для отца было делом привычным – просмоленную дратву, войлок, шило и цыганскую иглу он всегда держал наготове.
Дикая и страшная судьба ждала мою подружку. Мать Нади, миловидная женщина, часто выглядела больной: пуховая шаль грела ей обычно не плечи, а поясницу.
Отец, мелкий, въедливый мужичонка, видимо, втихую шпынял её. По её полным глухой тоски глазам видно было, что она в замужестве глубоко несчастна.
После нашего переезда мы узнали, что Надина мама повесилась (моя мать была уверена, что её повесил муж).
Говорили, что муж сам на телеге отвёз её на кладбище в необитом, наскоро сколоченном из досок гробу. А девочек, Надю и её младшую сестру, отдал в детский приют… Ужасная история....
На четвёртом этаже в нашем подъезде жил Сашка Балтенков, с ним меня сблизила страсть к собиранию тополиных серёжек. Сразу за деревянным зелёным забором, окружавшим стадион, росли старые тополя. Каждую весну на них появлялись длинные тёмно-красные серёжки, они падали за забор на нашу сторону. Проку от них не было никакого, но они были так красивы, что мы с Сашей собирали их в больших количествах неизвестно для чего. Некоторые из них шли на украшение секретов, а остальные приходилось выбрасывать.
Секреты делали в основном девочки, но у Саши тоже были секреты, о которых знала только я.
Секрет, если кто не знает, – это ямка в земле, в которую кладут красивые камушки, лепестки цветов, кусочки фольги, закрывают сверху прозрачным стёклышком, потом присыпают землёй, чтобы никто не разорил. В Новокузнецке земля вязкая и очень чёрная, не потому что чернозём, а потому что насквозь пропитана заводской копотью, но секрет в ней выглядел особенно эффектно.
– А покажи свой секрет, – такая просьба всегда приятно волновала.
Любовались, сравнивали, завидовали…
Была у нас с Сашкой ещё одна забава, сопряжённая с большим риском, можно сказать, испытывали свою судьбу на удачу. Через дыру в заборе, отодвинув плохо закреплённую доску, мы с ним проникали на стадион. Вылазишь из дыры по ту сторону забора – и как будто попадаешь во вчерашний день: пусто, тихо, ни души. Но совершенно пустой стадион выглядел зловещим, потому что в любую минуту (и с этим мы сталкивались не раз) мог появиться красномордый Петя, полусумасшедший стадионный сторож лет сорока.
Очутившись на стадионе, мы мчались во весь дух на спортивную площадку. Там, уже откинув всякие страхи, приступали к «тренировке»: прыгали в длину в песочную яму, болтались на брусьях, бегали по гравиевой дорожке до тех пор, пока в дальнем конце стадиона не замаячит призрак Пети. «Призрак», стремительно приближаясь, быстро материализовывался в меднолицего, с выпученными глазами стража…
Дёру, ножки резвые, дёру!!
Во весь дух неслись мы к спасительной дыре – и ни разу Пете не удалось схватить нас…
Пустынный стадион, ужасный Петя, дыра в заборе – до сих пор вижу это немое кино в своих томительных снах…
Гораздо более яркий след в моей памяти оставили не Петя и не Саша, а старший брат Саши – моя первая любовь!
Я и не подозревала, что у Саши есть брат, до тех пор пока он не прибыл на побывку из армии, то есть с флота. В чёрном бушлате с серебренными пуговицам, в чёрной шапке с золотым крабом, высокий, неправдоподобно красивый – увидев его, я, пятилетний недоумок, обомлела от восторга.
Мне всё время хотелось видеть его, я подолгу ждала его на улице или в подъезде. У меня перехватывало дыхание, когда он проходил мимо. Когда у него появилась девушка, никакой ревности я не почувствовала, наоборот – моя любовь удвоилась, я любовалась ими, как сказочными героями, и моё сердце замирало от счастья!