Визиты по новым адресам
Переезжали мы в июне. Сначала отец с бабушкой, тётей Ниной и Володькой, а потом та же машина пришла за нами. Сжавшись сердцем, смотрели мы, как из дома выносят наши вещи. Отец забрал почти всё, не оставил даже трюмо – и сразу стал чужим и непонятным. Он даже не приехал помочь погрузить то, что у нас осталось из вещей.
В один день рухнули основы нашего мироздания!!
Прошло полгода, прежде чем мы снова увидели отца.
Он появился под Новый год, вызвал нас в подъезд и, не глядя в глаза, отдал подарки, сложенные в большую картонную коробку, на дне которой в натруску был насыпан неочищенный арахис (мы так его любили!), несколько шоколадных медалей (дефицитное лакомство), а сверху лежали две чудесные пушистые шапки с длинными ушами и с помпонами – белая и зелёная.
Говорить, вроде как, было не о чем, мы вежливо поблагодарили его, и он ушёл…
На другой день он отвёл меня повидаться с бабушкой.
Они поселились в доме недалеко от вокзала, на пятом этаже, в квартире с двумя соседями.
В узкой длинной комнате жили бабушка, тётя Нина и Володька с женой – отец там, видно по всему, не проживал.
В углу у окна стояла какая-то убогая, почти лысая, бедно наряженная ёлка.
Тётя Нина к моему приходу напекла пирогов. Отвратительных. Плоских, убитых, с вытекшим вареньем, которое облепило их со всех сторон чёрными блямбами – у нашей мамы пирожки всегда были аккуратные, румяные и очень вкусные…
Как вскоре выяснилось, я была приглашена не ради пирогов, а ради вручения мне новогоднего карнавального костюма. Он назывался «Ночь» и был великолепен. Тётя Нина сшила для него тёмно-синее сатиновое платье с юбкой клёш. По обшлагам рукавов, вороту и низу подола шла широкая белая кайма с серебренными звёздами, набитыми отцом через трафарет, на груди – искусственный спутник Земли.
Высокая резная корона и пряжка пояса были украшены вырезанными из плексигласа жёлтыми и оранжевыми звёздами.
Когда я надела его, все стояли вокруг и только ахали и всплёскивали руками.
В этом костюме я года три подряд завоёвывала призы на всех ёлках.
Хороший костюм, что и говорить, но чувство неловкости и отчуждения никуда не исчезало. Ко всем, кроме бабушки и Дуси – так звали жену Володьки. Да, да, Дуся, как и нашу милую соседку. Во времена Чехова «дуся» было именем нарицательным: «дуся моя» говорили шутливо вместо «душа моя». В глазах Дуси была видна душа, добрая и терпеливая.
Дуся была настоящей красавицей, высокая, с длинными светлыми волосами, закрученными в ракушку, с милым лицом, на котором сияли обращённые внутрь себя, как это обычно бывает у беременных, прекрасные серые глаза. Володька набросал карандашом Дусин портрет, изобразив её мадонной, – вышло очень похоже. Рисунок был приколот к ситцевой тряпке, заменявшей ковёр, над их довольно узким супружеским ложем.
Володька называл меня Надин, ёрничал, ломался, старался интересничать даже передо мной, семилетней девочкой… Вся «позолота» с него сошла: волосы поредели, на висках образовались глубокие залысины, плечи казались узкими и, что самое отвратительное, он подчёркнуто пренебрежительно относился к жене, как бы в шутку со смехом называя её то гусыней, то сикарашкой, то каракатицей…
Дуся печально и принуждённо улыбалась: она была на последнем месяце беременности и ожидала двойню…
* * *
Позже в разные годы я встречала Дусю ещё два раза.
Через три года в Оренбурге, куда мы с отцом приехали навестить тётю Олю, сестру отца. У тёти Оли был частный дом в Оренбурге, но жили они в глухом немецком поселении при тубдиспансере, где она работала главврачом. При ней жили две сестры, Соня и Клава.
Тётя Клава работала медсестрой, а тётя Соня, мать Володьки, – в диспансерной хлебопекарне, пекла там вкуснейшие пироги с юнитёршей – крупной жёлтой ягодой, которую выращивали на своих грядках ссыльные немцы (такой ягоды я больше нигде и никогда не видела).
Новый муж тёти Оли из местных немцев, высокий, вальяжный усач, работал водителем диспансерного УАЗика… Когда за растрату казённых средств через несколько лет тётя Оля получила немалый тюремный срок, муж отрёкся от неё. Но мы посетили их в период благоденствия: они жили на широкую ногу, всего у них было вдоволь.
У Дуси тогда уже было двое очаровательных малышей: мальчик и девочка. По характеру и уровню культуры Дуся сильно отличалась от тёти Сониного клана – мягкая, приветливая, доброжелательная, она располагала к себе сразу, я влюбилась в неё ещё тогда, когда она была беременной.