Наш отец прямо-таки боготворил Ивана Алексеевича: не было дня, когда бы его имя не прозвучало в нашем доме, причём он никогда не называл его Ваней, даже за глаза, хотя был старше его – только по имени отчеству, в крайнем случае, по фамилии. Все слова и поступки Куликова вызывали у отца желание говорить и поступать так же, как он: спокойно, взвешенно, без суеты.
Куликов, как и Сафир, жил недалеко от нас, но я не помню, чтобы он приходили к нам в гости. Отец очень хотел дружить с Иваном Алексеевичем, и они таки стали друзьями, но уже после того, как отец купил моторную лодку (у Куликова она появилась намного раньше).
Жена Куликова, рослая блондинка с незапоминающимся лицом, преподавала английский в школе, у них было двое детей: мальчик и девочка. Девочку тоже звали Надя и она была моей ровесницей. Мелькнуло: уж не ей ли я обязана своим именем?
Я познакомилась с Надей и с её мамой в пионерском лагере на педпрактике (она тоже училась в пединституте). Дочку и маму поставили на один отряд – везёт же некоторым! А со мной рядом не оказалось благоразумного наставника, и я чуть было не схлопотала выговор в первый же день работы.
Дело обстояло так: хлынул великолепный, насквозь пронизанный солнцем ливень. Я, с детства привыкшая бегать по лужам под тёплым дождём, тут же, не задумываясь о последствиях, бросила клич: «Кто со мной под дождь?!»
Вызвалось человек десять добровольцев…
«Золото, золото падает с неба!» – дети кричат и бегут за дождём».
Мы с ребятами славно погоняли босяком по гладким асфальтовым дорожкам лагеря!!.
Если бы не заступничество Галины Ивановны (моей отрядной воспитательницы), моя педпрактика могла бы закончиться на другой же день и с очень дурной характеристикой. Но мне всю жизнь везло на добрых людей! Из нас с Галиной Ивановной получился слаженный тандем: мы были одного поля ягодки. После отбоя, уложив детей и убедившись, что все заснули, мы в темноте отправлялись на речку плавать.
Когда приехали Юра с Борей и разбили палатку недалеко от нашего лагеря, Галина Ивановна отпускала меня после отбоя к их костру на «глинтвейн», который они варили из дешёвого портвейна.
-– Надя, хочешь, бери матрас – и на крышу, в солярий, – предлагала она от широты душевной.
-– Ещё чего, Галина Ивановна! Спасибо, конечно, но нет!
Юрке я даже не сказала об открывшейся возможности. Сужу по себе: у девушек до определённого возраста нет потребности возлежать с возлюбленным – только обниматься, целоваться – и не больше…
* * *
Однажды, где-то после восьмого класса, отец засобирался на озеро Шира.
«Шира! Шира!.. поедем на Шира», – начинал он снова и снова.
Откуда взялось у него это Шира? Или оно, как Литва у странницы Феклуши, с неба упало?
Когда приехали в Хакасию, тут и выяснилась причина внезапной любви отца к этому озеру – Иван Алексеевич с женой отдыхали здесь на грязевом курорте.
Поскольку путёвки у нас не было, пришлось снимать комнату. Грязь была нам не по карману, хотя отцу-то и не помешало бы подлечить натруженные Волховским фронтом ноги…
Ни охоты, ни рыбалки (почему-то отец даже удочек не взял) – скука смертная. Для него оставалось одно – начать понемногу квасить, к чему он и приступил без особого энтузиазма: ограниченность средств и моё присутствие служили
сдерживающим фактором. Отец никогда не говорил, сколько у него с собой денег, но я всегда знала, что их очень мало, поэтому в буфете я заказывала что-нибудь одно и всегда самое, на мой взгляд, дешёвое – перспектива возвращения пешком из Хакасии казалась мне вполне реальной…
Чем занималась я? Тем, что я люблю больше всего на свете – плаваньем и танцами. По вечерам можно было ходить на танцплощадку, но по причине отсутствия молодёжи приходилось танцевать со «старцами».
Озеро Шира выглядело безбрежным, но вода в нём была не голубая, как на Иссык-Куле, а бурая, как в Балтийском море, зато теплая и, главное, никаких волн (не люблю волны). Озеро кишело мормышками, крошечными рачками, которые могли бы стать хорошей наживкой, будь у нас удочки.
Пляж галечный, но галька мелкая и не сыпучая, закрепившаяся в грунте; озерное дно выстлано той же галькой, только подёрнутой илом.
Народу на пляже совсем мало, немолодые тётки с огромными буферами загорали топлес без зазрения совести: «А чего? Мы же лечиться приехали»…