«Испорченные дети» и «Золотая решётка» Филиппа Эриа, «Дамское счастье» Эмиля Золя, «Из пламя и света» Сизовой (жизнеописание М.Ю. Лермонтова), а также роман «Герой нашего времени» – книги, оказавшие существенное влияние на формирование моего внутреннего и внешнего Я, и на создание того образа, который «в сновиденьях мне являлся»…
Каша в голове была несусветная!
Агнесса, героиня романа «Золотая решётка», учила меня быть независимой от чужих мнений, самостоятельной в выборе своего пути. Дениза из «Дамского счастья» пленяла обаянием кротости, прелестью женственности – и обе убеждали в том, что любить наряды, шляпки, брошки, кружева – это не порок, а то, без чего девушка (женщина) не может обойтись…
Лермонтов забрал моё сердце навсегда и безвозвратно… Бессонными ночами я говорила с ним его стихами, его «лава вдохновенья» прожигала мою грудь.
Могучий взор смотрел ей в очи!
Он жёг её. Во мраке ночи
Над нею прямо он сверкал,
Неотразимый, как кинжал.
Из всех женских литературных образов мне всех ближе стала Тамара из поэмы «Демон»:
Отец, отец, оставь угрозы,
Свою Тамару не брани;
Я плачу: видишь эти слёзы,
Уже не первые они…
Я «рвалась и плакала», звала его, я готова была умереть за миг счастья… Я так напрягала все силы своей души, что чудо не казалось мне невозможным…в тринадцать лет(!)
В манерах я старалась подражать Печорину: ходила, не размахивая руками; вырабатывала взгляд любопытный и в то же время равнодушный, не задерживающийся долго ни на чём и ни на ком, – смешно, но мужские образы русской литературы для меня были более притягательны в качестве образцов для подражания, чем женские, пока не появилась Маргарита…
Как мы доверяли печатному слову! У моих современников, особенно у тех, кто старше, не возникало ни малейших сомнений в том, что если напечатано, значит так оно и есть.
Однажды мы с соседом Серёжей нашли среди книг толстую тетрадь в чёрном дерматиновом переплёте, которая оказалась девичьим альбомом его матери, – тётя Клара разрешила нам её прочесть.
На первой странице в рамках, обведённых несколькими цветными карандашами красовались два изречения:
«Умри, но не дай поцелуя без любви».
«Счастье – это насыщенная гордость».
Обе эти формулировки я уже знала: первая была взята из романа «Что делать?» и прям напрашивались в девичий альбом, но ехидный Чернышевский решил немного поиздеваться над доверчивыми читательницами, вложив эти слова в уста проститутки Жюли. Вторая являла собой кредо Печорина из «Героя нашего времени».
Сколько раз я слышала эту формулу счастья от самых разных людей! Смешно представить, что насыщенная гордость стала бы вдруг счастьем добродушной тёти Клары. Наверно, попадись ей высказывание Конфуция о счастье, она бы выбрала его.
«Счастье – это когда тебя понимают; большое счастье – когда тебя любят; настоящее счастье – когда любишь ты».
В альбоме тёти Клары было полно советских песен, но запомнилась одна, несоветская: «Всё васильки, васильки, сколько их выросло в поле! Синие эти цветы мы собирали для Оли..» Жестокий городской романс о любви с летальным для героини исходом:
Милый вдруг выхватил нож,
Низко над Олей склонился -
Хлынула алая кровь,
Синий букет покатился…
«Любовь не умеет шутить – А только кроваво смеяться!» Ха-ха-ха! – как будто раскаты дьявольского смеха слышались в конце…
Новенькая
В то время большой интерес у меня вызывали песни, которых не услышишь по радио, знакомство с ними связано с появлением в нашем классе новенькой. Люба пришла к нам в конце третьего класса – от неё веяло какой-то неприкаянной вольницей. Мы с ней сразу пошли на сближение, тем более, что домой нам было по пути.
Оказалось, что моя новая подруга долгое время пребывала в Лесной школе, так назывался закрытый ортопедический санаторий: Люба носила высокий ортопедический ботинок, заметно было, что у неё деформирован тазобедренный сустав и, как следствие, одна нога была короче другой.
Людмила Петрушевская правдиво описала детское лечебное заведение закрытого типа, в котором ей пришлось прожить довольно длительное время – иначе как домзак его не назовёшь…