Выбрать главу

Всего один лишь раз я встретила Ваню возле барака – мгновенно вспыхнув до корней волос, я прошла мимо, обдав его своим жаром.

Зато теперь я знала, как выглядит барак изнутри: длинный коридор с полом из широких крашеных досок, по обеим сторонам – множеством дверей. Там было чисто и тихо. Если бы не отсутствие кухни, ванной и тёплого клозета, в бараке можно было неплохо жить…

Однажды Валя позвала меня с собой в баню. Почему бы нет? Это интересно: я никогда не бывала в общественной бане!

Взяв всё необходимое и двадцать копеек на билет, я отправилась к розовому двухэтажному зданию с вывеской «Бани», находящемуся недалеко от нашего дома.

Раздеваясь в предбаннике, я краем глаза увидела, что Валя уже носит лифчик. Сняв, она быстро скомкала его в серый комочек и, зажав в кулаке, пошла с ним в помывочный зал.

Зал выглядел как антропологический театр, в котором демонстрировались все виды женских фигур. После беглого осмотра самыми роскошными я признала женщин, которых условно можно было бы назвать Венерой народной – это были зрелые, в полном расцвете сил, с налитыми грудями, крутобёдрые молодки. Венеры, сознавая неотразимую силу своей красоты, ходили по залу, как богини на Олимпе, – глаз сразу выхватывал их из толпы. Тонкие и худосочные только в одежде выглядят приоритетно, но в обнажённом виде они сильно проигрывают налитым и полнокровным…

Некоторые Венеры мылись хозяйственным мылом, им же мылили свои роскошные волосы, им же стирали своё бельишко в том же тазике, в котором мылись сами, но это никак не роняло их в моих глазах – наоборот, возвышало....

Любовь моя к Иванову никакого развития не имела, она была безответной – и слава богу: взаимность убила бы её в зародыше.

Лет через шесть мы повстречались случайно на улице. Он откровенно обрадовался мне, подошёл, и по его неробкому взгляду я поняла, что он знает о моей дурацкой «любви» и теперь не прочь ответить на неё взаимностью! «О, ужас!! То была Наина!» (в смысле сильно изменившийся предмет прежней любви). Ничто во мне на этот раз не дрогнуло: я спокойно шла по бордюру (привычка такая) и с его высоты Ваня казался мне маленьким, полинявшим, и я, не краснея, могла говорить с ним о пустяках, а заговори он со мной тогда, шесть лет назад, я бы вспыхнула, как костёр, и от меня остались бы одни тлеющие головешки…

Способность мгновенно покрываться краской – это был мой бич долгие годы; я и теперь иногда краснею, но тогда при малейшем волнении, смущении и даже от одной мысли, что сейчас могу покраснеть, я мгновенно наливалась жаром…

Кукольный театр

После переезда соседей дома стало скучно, и теперь всё свободное время я проводила в кружке кукольного театра.

Откуда он взялся?

А вот откуда: неожиданно двухкомнатная квартира на первом этаже во втором подъезде нашего дома была подарена детям.

«Дадим шар земной детям!»

Видимо, кто-то из работников домоуправления проникся словами этой песни и решил:

«Шар не шар, но хотя бы одну квартиру мы можем подарить детям!»

Квартира на первом этаже стала чем-то вроде детского клуба. В одной комнате стоял стол, несколько стульев и стеллаж с настольными играми. В другой, размером поменьше, сидела дама и записывала всех желающих в кружок кукольного театра. Даму звали Валентина Петровна Пушкарёва. Наверно, она была профессиональной актрисой, об этом можно было догадаться по её коже: тонкая мелкоячеистая сеточка морщинок, накинутая на её лицо, свидетельствовала о частом применении отечественного театрального грима – самого «качественного» в мире, способного привести к преждевременному увяданию самую упругую и здоровую кожу…

Эту даму я буду любить и помнить всю жизнь…

Мне нравятся женские фигуры, на которых ловко сидит юбка-карандаш – на ней сидела. Подтянутая, всегда накрашенная, она обладала такой энергетикой, что её хватало, чтобы зажечь даже самых вялых и ленивых участников нашего кружка. Под её руководством с разной степенью сноровки и способностей, мы превращались в актёров-кукловодов.

В нашем распоряжении был новый комплект пальчиковых кукол для сказки «Репка», металлическая, задрапированная бордовым плюшем ширма и деревянная грядка с пазами, в которые втыкались декорации.