К спектаклю мы готовились в гримёрной – просторной комнате с четырьмя посадочными местами в виде крутящихся кресел перед зеркалами с подсветкой.
Нашим гримом занималась Валентина Петровна. Гримируя Славку, она склонялась над ним и тихо говорила:
-– Славик, у тебя глаза, как озёра.
Глаза у Славы точно были большие и голубые, но озёра (!) – я запомнила это сравнение, потому что мне самой никогда бы в голову не пришло сравнить глаза с озёрами: я, как бунинская Лика, не понимала слишком далёких сравнений и метафор.
Какая грусть! Конец аллеи
Опять с утра исчез в пыли,
Опять серебренные змеи
Через сугробы поползли…
«Какие змеи?» – спрашивала Лика. «Какие озёра?» – сомневалась я…
Мальчиков трудно было завлечь в наш кружок, ещё труднее удержать – мы, девочки, старались, как могли: комплименты, сдувание пылинок и всякое такое прочее.
В нашем спектакле был задействован балет. Танец Вьюги исполняли ученицы балетной студии Клуба строителей. Люда, прима-балерина, девочка лет четырнадцати, высокая, ширококостная, мускулистая, исполняла роль Вьюги. Вьюга металась по сцене в белом платье с длинной прозрачной юбкой, а вокруг неё роем кружились снежинки-первоклашки в белых пачках – все на пуантах…
Балетная осанка придавала Людмиле вид неприступной цитадели, в огромных серо-голубых глазах, увеличенных чёрными стрелками не чувствовалась тепла – вряд ли она могла показаться кому-нибудь привлекательной…
Вообще люди балета кажутся мне высшей человеческой кастой, не кружковцы, конечно, а профессионалы. Осанка, грация, походка сразу выделяют их из толпы. Однажды на Тверской я увидела Майю Плисецкую – она шла навстречу в туфлях на низком ходу, в широкой юбке за колено, в простом джемперке, без макияжа, с волосами, собранными в небрежный хвост. Вначале я выхватила из толпы только походку и выразительную грациозность жеста (она беседовала с идущей рядом женщиной), а потом уже, подняв взгляд на лицо, поняла: передо мной великая Майя Плисецкая!…
Я давно заметила, что у людей балета всегда чёткая, грамотная и выразительная речь, они не испытывают трудности в подборе слов, правильно строят предложения. Видимо, способность к точному, выверенному жесту влияет и на стройный порядок изложения мыслей. Но когда балетные говорят слишком много, понимаешь, что они очень педантичны и где-то даже занудливы…
В школе я входила в состав концертной бригады, которая выступала во время выборов и совершала рейды по близлежащим деревням.
Директор школы сам лично отбирал участников – мы по очереди заходили к нему в кабинет на кастинг… Попутно одно наблюдение: если в школе директор мужчина-еврей, там всегда будет порядок, хотя он никогда не кричит, не нервничает по пустякам, даже из кабинета не выходит без особой надобности, но и дети, и учителя его уважают и даже побаиваются, таким был Дмитрий Наумович Гопен…
В нашей бригаде были собраны артисты разных жанров: акробаты, брат и сестра Шомпол, – зеленоглазые красавцы молдаване; балерина, высокая старшеклассница с маленьким ангельским личиком и крупными, выразительными ягодицами, как у Дженнифер Лопес; десятиклассник Гена Пригородов, исполнявший одесскую песню, которая мне очень нравилась:
Я помню тот вечер багряно-лиловый,
Магнолии в белом цвету.
И твой поцелуй горьковато-солёный,
И бронзовых рук теплоту.
Чайка – повторяют невольно уста,
Чайка, ты как пена морская чиста,
Чайка, белокрылая чайка,
Черноморская чайка! Моя мечта!
Море – моя мечта! Я ни разу его не видела, но оно было единственным, что мирило меня с грядущей взрослостью: вырасту и уеду жить на море. Буду жить у самой воды, пусть в бедной сакле, но ради того, чтобы встречать рассветы, провожать закаты и плавать в море сколько душе угодно, я готова на всё…
По деревням мы ездили на электричке или на автобусе, часто километра два приходилось шагать пешком – вот эти-то километры и были самыми весёлыми и запоминающимися: по дороге в сельский клуб мы шутили, дурачились, смеялись. В этих поездках нас всегда сопровождал физрук, балагур и весельчак… Впоследствии с небольшим скандалом он вынужден был жениться на «Дженнифер Лопес»…
Новая школа
Всё кончилось внезапно на шестом году обучения – наш класс перевели в другую школу. Меня всегда радовали любые перемены и я не сразу поняла, что не всегда новое лучше старого. Новая школа была просторнее, светлее старой, но в прежней были сложившиеся традиции, сильный учительский корпус, налаженная дисциплина – в новую пришла вся барачная Болотная и привнесла своё понимание законов «человечьего общежития».