Я скучала по учителям моей бывшей школы, с трудом привыкая к новым.
Тогда я ценила в учителе, да и всегда ценю, способность научить – учить может любой. На уроке я должна понять и хорошо усвоить материал, чтобы не мусолить учебник дома. Чёткая дикция, доходчивое объяснение, а, главное, умение держать класс – вот основные качества хорошего учителя.
В новой школе я впервые столкнулась с преподавателями, которые пытались перекричать класс, что могло означать лишь одно – профнепригодность. Хотя были и такие, как, например, Раиса Филипповна, которая меня, совершенно не способную к математике, натаскала так, что я даже принимала участие в математических олимпиадах… Один её урок не забуду никогда.
На геометрии она вызвала меня к доске решать задачу. Мне никак не удавалось представить расположение фигур в пространстве – почувствовав, что не справляюсь, я растерялась и начала стремительно тупеть на глазах у всех.
Раиса Филипповна, постепенно постигая масштаб моей тупости, вдруг стала наливаться дурной кровью: у нас с ней была одна общая проблема – краснеть в минуты волнения. Увидев, что она от зоны декольте вся пошла красными пятнами, а на пунцовом лице другого цвета остались только светло-голубые глаза, готовые выскочить из орбит, – я, приготовившись к смерти, тут же наполнилась ответным жаром…
-– Вон!!! – закричала вдруг Раиса Филипповна басом, срывающимся на фальцет. – Вон!! На лесоповал!!! В тайгу! На лесоповал!!!
Высокая ростом корпулентная дама, в прямом платье, с гофрированной, прилипшей к голове завивкой, преобразилась в монументальную статую с вытянутой рукой и указующим на дверь перстом…
Светясь изнутри, как кремлёвская звезда, сгорая от ужаса и стыда, краем угасающего сознания я уловила: «На лесоповал!!!»… Какой лесоповал?.. Почему на лесоповал? – лихорадочно соображала я. Как Тоська из «Девчат» поварихой или самой лес валить?!…
И только спустя годы я узнала, откуда у нашей математички взялся этот «лесоповал»: отец Раисы Филипповны сгинул в сталинских лагерях…
Из учителей новой школы всегда вспоминаю с благодарностью интеллигентную Валентину Ивановну (русский язык и литература), которая сумела поднять мою самооценку, ставя меня в пример другим; и Ольгу Сергеевну, преподавателя труда, милую, обаятельную, женственную, научившую меня «искусству кройки и шитья». До искусства там, конечно, было далеко, но навыки были получены именно от неё. Обе эти учительницы покинули школу через год…
* * *
В новой школе практиковались линейки: нас постоянно строили в спортзале. Как-то раз во время очередного построения я вдруг почувствовала на своём затылке чей-то сверлящий взгляд – оборачиваюсь и натыкаюсь на полные ненависти глаза какой-то белобрысой плечистой девчонки из 6-Д… глаза совершенно белые от лютой ненависти – меня аж мороз по коже пробрал: да за что ж ты, бедная, меня так ненавидишь-то?!
В школе была кабинетная система, иногда, когда один класс выходил, а другой входил, мы сталкивались с белобрысой в дверях, и каждый раз она обдавала меня кипятком ледяной ненависти, а один раз толкнула так, что я еле устояла на ногах…
В ту пору я дружила с Людой Антоновой, жизнерадостной и очень решительной девчонкой. Узнав о моём кошмаре, она тут же, схватив меня за руку, потащила по коридору: «Пойдём, покажешь!»
Мы подбежали к классу – белобрысая как раз подходила к дверям. Людка, заняв у двери исходную позицию, прицелилась и так вломила ей промеж лопаток, что та, вытянув перед собой руки, курицей на бреющем полёте впорхнула в класс…
Всё!! Белобрысая девочка со злобным личиком исчезла из моего поля зрения навсегда…
Опустошающая штука – ненависть, то ли дело – любовь! Пусть абсолютно безответная (и даже лучше безответная), как много она даёт душе, как глубоко волнует кровь, как чудесно преображает мир! Быть влюблённой – для меня это норма жизни…
В нашем классе появился мальчик невероятной, редкостной красоты. Природа, трудясь над его лицом, не пожалела красок: каштановые, именно каштановые, а не тёмно-русые, крупно вьющиеся волосы сами укладывались в причёску античной статуи, цвет лица – смугло-оливковый, сквозь смуглоту щёк едва проступала краска, подобная последним лучам заката. Глаза невиданной, небывалой синевы…