Когда я, одетая в скромное ситцевое платьишко, бежала к пастушьей избе, тропку пересекла змея (змею я видела впервые). Чёрная гадина, около метра длиной, ползла, извиваясь зигзагами, поверх изумрудно-зелёной травы – и трава держала её. Оправившись от испуга, я залюбовалась картинкой, полной резких контрастов: яркое солнце полудня, голубое небо с высокими лёгкими облаками, зелёный луг, а по нему струится чёрная, зловещая лента…
«Но примешь ты смерть от коня своего…», – память услужила строкой.
Не стоит пренебрегать предупреждающими знаками!
Попытку установить дружеские отношения с Мальчиком пришлось отложить на неопределённый срок – верхом поехала Лёлька.
Наша кавалькада продвигалась по едва заметной тропинке под высокими шатрами осиновой, мелко дрожащей листвы. «Кавалькада», конечно, громко сказано: конь был один, восседала на нём Лёлька, Ивошка сначала вёл Мальчика в поводу, а потом просто шёл впереди, указывая дорогу – я замыкала шествие, стараясь держаться подальше от копыт… Путь по лесным тропинкам оказался хоть и неблизким, но приятным и неутомительным…
Наконец мы подошли к летнему домику пасечника, он был почти такой же, как пастуший, но немного больше. Нам навстречу вышел живописный, румяный старик с седой бородой, как у Льва Николаевича Толстого. Он пригласил нас войти в дом, усадил на скамейку, поставил перед нами на стол блюдце с сотами, миску только что выкачанного мёда, положил нарезанный крупными ломтями деревенский хлеб. Восхитительно вкусным показалось нам это угощение…
Наверно, так жить в согласии с природой, питаться простой здоровой пищей было изначально предназначено человеку на Земле, но человек… – об этом я думала на обратном пути и ещё о кержаках, людях с виду простых, но строгих к себе, привыкших к жизни по правилам, которые диктует им их вера…
На ближнем лугу Ивошка накосил сена для своей скотины. Когда сено просохло, он попросил нас помочь сметать его в стог. Наконец-то сбудется моя мечта: пойду на сенокос!
На лугу, покрытом аккуратными рядами скошенной и просушенной травы, мы распределили обязанности: меня поставили сгребать граблями сено в валки, отец, сноровисто орудуя вилами, метал их в копны, эти копны, обвязанные бечевой, Лёлька на Мальчике отвозила к стогу, стог укладывал Ивошка, работали слаженно и с удовольствием…
Это лето осталось в памяти как одно из самых ярких событий переходного возраста…
Над липами
Дом на Пирогова угол Орджоникидзе, наш угловой подъезд, широкие ступени, лестничные площадки с батареями, которые грели нас в стужу, наш четвёртый этаж – стоит представить всё это, как нахлынет волна воспоминаний!
У нас был очень дружный двор. Душой нашей компании и её объединяющим центром был Сергей Блинов. Все наши мальчики, начиная с него, были старше нас года на два, на три. Обычно такая разница в возрасте не способствует сближению, но Сергей, выросший в многодетной семье, умел налаживать отношения и с младшими, и со старшими. До него девочки и мальчики нашего двора жили как бы в параллельных мирах, но всё изменилось с тех пор, как Блиновы поселились на пятом этаже в двухкомнатной квартире над нами. Многодетная семья была небогатой, как и наша, еле сводила концы с концами (любимое выражение нашей мамы). Все дети пошли лицом в мать, а Сергей ещё и характером. Его мама была общительной, мудрой женщиной и сумела создать в семье дружеские, но без фамильярности к родителям отношения: дети называли родителей на «вы», что вызывало у нас удивление…
Первый совместный праздник, помнится, это был Новый год, мы провели в их квартире (подозреваю, что именно мать Сергея была инициатором этой прекрасной затеи), а потом почти все праздники встречали дворовой компанией человек в семь-восемь…
Нашу улицу Орджоникидзе смело можно было бы назвать Unter den Linden, потому что в пространстве между тротуаром и дорогой росли великолепные молодые липы, и, если смотреть с высоты четвёртого этажа, взгляд ложился прежде всего на круглые верхушки их крон…
Летом окно начинало играть особую роль в моей жизни – с самого раннего утра оно было распахнуто настежь. Едва проснувшись, я подбегала к нему и, протянув руки в пространство, замирала так на несколько мгновений с закрытыми глазами. Столь странное поведение объяснялось просто: я представляла себя героиней песенки про верто.