- Послушайте, что за чушь вы несете?
- Чушь?!
Карагодский медленно залился краской, сунул руку в карман, и, потрясая бумагой перед лицом Пана, закричал неожиданным фальцетом:
- Данной мне властью я запрещаю вам продолжать-опыты! Слышите? Запрещаю! Я не желаю быть участником преступления! Потому что ваши действия преступны. Ваши опыты опасны для общества!
- Вы, подлец. Апостол,-негромко сказал профессор,- Подлец и трус. Но вы опоздали. Я уже дал команду капитану сниматься с якоря. И не ваша со Столыпиным мнимая власть тому причиной. Если бы потребовалось, "Дельфин" оставался бы здесь ровно столько, сколько нужно. Дело в том, что нам тут больше нечего делать. Уисс не вернулся...
За трое суток до этого разговора, пролетая над Саргассовым морем, пилот рыборазведчика "Флайфиш-131" Фрэнк Хаксли услышал сильный удар грома. Он удивленно посмотрел вверх, в ночное небо, увешанное пышными южными звездами, и спросил через плечо радиста:
- Бэк, ты слышал? Что это могло быть?
- Не знаю. Метеор, наверное - глянь вниз...
Они летели низко, и Хаксли хорошо разглядел подчеркнуто белый на черной воде опадающий фонтан светящегося пара.
- Запиши в журнал координаты. Надо сообщить в Службу Информации. Может быть, какому-нибудь доку пригодится...
- А, не стоит, - зевнул радист. - Мало ли всякой всячины с неба падает. Все записывать - бумаги не хватит.
- Тоже верно, - согласился Фрэнк. - Вот если бы хороший косяк скумбрии попался, это другое дело.
"Флайфиш" развернулся и взял курс на базу, к Бермудским островам.
Воронка крутящейся тьмы затягивала в свою пасть все живое и неживое. Слепые ураганы и смрадные смерчи клокотали вокруг. Но оттуда, из этого клокочущего ада тянулась ввысь хрупкая светящаяся лестница, и одинокие, отчаянно смелые земы с неистовыми глазами, борясь с ветром и собственным бессилием, скользя и падая на дрожащих ступенях, поднимались по ней. Их жизни хватало на одну-две ступеньки, но они упорно ползли вверх, и их становилось все больше. Они протягивали друг другу руки и переставали быть одиночками, и слитному движению уже не могли помешать ураганы, и все тверже становилась поступь...
Алая молния ударила в глаза - это взвилось над земами полотнище цвета огня. Еще клокотала темная бездна, еще ревели ураганы, еще метались смерчи - но пылающий флаг зажигал звезды, созвездия, галактики - ив последнем торжетствующем многоголосом аккорде вспыхнула вся Вселенная...
Уисс кончил. Каждый нерв его тела дрожал, заново пережив мощь, тоску и радость цветомузыкальной поэмы земов.
Уисс старался воспроизвести ее точнее, во всем богатстве необычных оттенков и чуждых образов, и рисовал этот неожиданный параллельный мир таким, каким он предстал перед ним в ту счастливую ночь озарения в акватории.
И он, кажется, достиг того, что хотел - Бессмертные молчали, погруженные в увиденное и пораженные им. Уисс не торопил. Он знал на собственном опыте, как нелегко все понять и принять.
Они лежали на густо-синей поверхности Саргассова моря в традиционной символической позе Вечного Совета - шестиконечной звездой, соединив клювы и разбросав шестью живыми лучами точеные длинные тела.
Уисс давно уже не был здесь, в Центре Мира, где рождается и откуда начинает раскручиваться колоссальная спираль теплых течений, опоясывающих всю планету. Отсюда дэлоны управляли Равновесием, отсюда при необходимости замедляли или ускоряли вековые биологические ритмы Мирового океана, устраняли нежелательные возмущения в биоценозах - достаточно было заложить нужный молекулярный шифр в генетическую память саргассов, и бурые клубки, как живые мины, уплывали по тайным дорогам течений туда, откуда пришел сигнал опасности, и через рассчитанный ряд поколений Равновесие восстанавливалось.
Бессмертные молчали, но Уисс умел ждать. Он оглядывал горизонт световым зрением, пока звуковая сетчатка отдыхала, полученная от двухлетнего контакта с земами.
Солнце стояло точно в зените и обрушивало на море золотой ток тропического зноя. Вода была прозрачна до невидимости и воспринималась только как плотная прохлада. В ее толще неторопливо поворачивалось, покачивалось, всплывало буйное разноцветие саргассовых водорослей - от небольших бурых шаров, щедро инкрустированных серебряными пузырьками воздуха, до многометровых островов зеленовато-коричневой волокнистой массы, над которыми радужными бабочками вспыхивали летучие рыбы.
Наконец Сасоис по праву Шестого произнес древнюю формулу начала:
- Готовы ли Шесть быть Одним, ставшим после Двух?
Двадцать один синий треугольник был ему ответом. Меланхоличный Асоу долго поскрипывал и ворочался, прежде чем начать. Наконец заговорил, осуждающе посвечивая в резкие глаза Уисса:
- Я, Асоу, Хранитель Первого Луча, говорю от имени Созерцания. Я был против, когда ты уходил к земам, Уисс. Я был против, но меня не послушали, и ты ушел. И вот ты вернулся, и я оказался прав.
- В чем ты прав, белозвездный?
- Ты болен, Уисс. Ты слишком долго был у земов. Я знаю твою болезнь. Эту болезнь называли когда-то безумием суши. Когда дэлон заболевает этой болезнью, его тянет к земле. Он выбрасывается на камни и погибает.
- Почему ты решил, что я болен, белозвездный? Меня не тянет к скалам.
- Все, что ты показал нам - бред. На суше не может быть разума, он неизбежно деградирует, задавленный заботами о пище и безопасности тела. На суше могут существовать только низшие формы жизни.
- Но я же показал вам РЕЧЬ! Она принадлежит земам, а не мне!
- Ты ошибаешься. Это говорили не земы, а твоя болезнь. Тебе приснились все эти странные и нелепые видения, они существуют только в твоем воображении. Много веков слежу я за мировым биофоном, но нигде и никогда не встречал даже намека на разумную деятельность земов. Скорее, наоборот нам приходится все чаще и чаще вмешиваться в биосферу, чтобы восстановить уничтоженное ими. Они нарушают Равновесие, а ты говоришь о разуме. Ты просто болен.
Уисс хотел было возразить, но Асоу раздраженно зажег красный треугольник, давая понять, что спорить бесполезно. К счастью, Хранитель Первого Луча имел право только на один глот, но этот глот был "против".
Осаус ворвался в спор, даже не дождавшись, пока Первый погасит сигнал голосования.
- Я, Осаус, Хранитель Второго Луча, говорю от имени Действия. Когда Уисс уходил к земам, я отдал свои два глота ему. Я был "за", потому что надеялся, что Уиссу удастся найти способ приручить этих опасных животных. Я говорюживотных, потому и не верю ни единому цвету из того, что показал Уисс. Ты говоришь, что земы разумны. Пятый? Почему же тогда они не изменяют себя? Ведь их тело - предел несовершенства даже среди сухопутных животных.
- У них иной разум, чем у нас, белозвездный. Они создают машины, которые искупают несовершенства их тела и помогают добывать пищу...
- Добывать пищу? Разве ради пищи уничтожают все живое и нарушают Равновесие? Разве ради пищи земы веками убивали дэлонов?
- Ты забываешь, Осаус, что мир дэлонов раз в десять старше мира земов. Земы еще дети...
-Где ты видел детей, которые убивают себе подобных без всякой причины? Нет, Уисс, земы-это дикие хищники, они еще хуже акул, потому что акулу гонит голод, а зема инстинкт убийства. Ты называешь разумными существа, которые только что убили триста дэлонов за то, что те спасли земов? Нет, Уисс, ты действительно болен.
- Это ошибка. Они не знали...
Но Осаус, яростно отмахнувшись, зажег два красных треугольника, положенные ему в Совете. Еще два глота "против", - и того, уже три. И пока ни одного "за".