Выбрать главу
И в то же время варвар волосатый Уже рубил германские дубы! Он выстроит большие города, Он вознесёт высокие соборы — Но на путях боренья и труда Желанный день ещё придёт не скоро. Ещё шумит рекой широкой кровь, И норов, необузданный и дикий, В огне, в крови, в бореньях, вновь и вновь Покажет миру облик свой двуликий…
Под взором современника пытливым Не так ли в буре и трудах возник Эпохи нашей противоречивой Мучительный и вдохновенный лик.
1942, Париж.

Мой путь

На туманные Крымские горы Тихо падал сухой снежок, И чернели морские просторы — Это наш короткий пролог. А потом в прозрачной лазури Я увидел зелёный Босфор. Сердце радовалось до дури Теплоте сиреневых гор. Загудели гнездом осиным Европейские города. Развернулись повестью длинной Поучительные года. Время шло. В тяжёлой заботе — Легче летом, труднее зимой — Жизнь раскрылась мне в чёрной работе, Трезвой, честной, нелёгкой, иной. В эти жёсткие годы впервые Жизнь увидел по-новому я. К трудовой потянулись России Её блудные сыновья. Так фабричный гудок и лопата, Трудный опыт, прошедший не зря, Нам открыли, жестоко и внятно, Смысл и чаянья Октября.
1936, Париж,

«Прекрасные руки твои на клавишах…»

Н.Ф.[27]

Прекрасные руки твои на клавишах. Ты играешь Шопена. По углам полумрак. Ты играешь Шопена, И так дико и странно, Что на свете сейчас Существует война. Тысячи жизней, Чтоб могли быть счастливыми, Гибнут и падают В кровь и грязь… Ты играешь Шопена, А мне бы не надо Смотреть на прекрасные руки твои.
1939, Париж.

Другу

Ты помнишь, как бежали мы с тобой По снегу рыхлому на шведских лыжах. Проваливался в снег по брюхо Бой — Твой пёс в подпалинах волнисто-рыжих. Стояли старорусские леса, Отягощённые мохнатым снегом. Белесые ложились небеса Над нашей жизнью и над нашим бегом. Потом мы юность провели в седле, В тулупе вшивом, на гнилой соломе, И, расстилая на сырой земле Потник, почти не думали о доме. Потом расцеловались на молу И разошлись бродить по белу свету. И вдруг столкнулись где-то на углу Парижских улиц, через двадцать лет! Должно быть, для того, чтоб в тишине Ловить приёмником волну оттуда. Тогда в жестоком кольцевом огне Лежала Русса каменною грудой. Нас не было с тобой — плечом к плечу — Когда враги ломились в наши двери. И я, как ты, теперь поволоку До гроба нестерпимую потерю. И только верностью родному краю, Предельной верностью своей стране, Где б ни был ты — в Нью-Йорке иль в Шанхае — Смягчим мы память о такой вине.
1946, Париж

«Географическая карта!..»

Географическая карта! Пески пустынь. Простор морей. С какой надеждой и азартом Склонялся в юности над ней! Воображеньем зачарован, Я странствовал по вечерам Над старым атласом, в столовой Засиживаясь до утра. Бежали голубые реки С вершин коричневых хребтов. Я полюбил с тех пор навеки Тугие крылья парусов. За ученическою партой Вдруг встали дальние края. Географическою картой Развёртывалась жизнь моя. Простая, трудная, и всё же Скитанья тешили меня. На угольной платформе лёжа, Иль грея руки у огня В Албании или Тироле, Измучившись и сбившись с ног, И в трудной и счастливой доле Я слушал вещий зов дорог. Не ущербляется с годами Воображение моё. Всё те же бредни: ночь на Каме, Костёр, собака и ружьё.
Париж-Нью-Йорк, «Эстафета».

«Мы распрощались с другом на пороге…»

Мы распрощались с другом на пороге. — «До скорого!» И вот ночной Париж. От прежнего — неповторимы, строги — Остались только очертанья крыш.
И утомлённый болтовнёю праздной, Отравленный вонючим табаком, По этим улицам, пустым и грязным, Иду я медленно домой пешком.
Как холодно! Лет семь каких-нибудь, В такую ночь, каким огнём объята… Постой, постой, дружок мой, не забудь! — В тридцать девятом, а не в сорок пятом.
И ржавый, одинокий лист, шурша, Гонимый ветром, кружит по аллее. Как страшно мне, что нищая душа Ещё при жизни холодеет…
1947, Париж, «Орион».

На рыбалке[28]

Медлительное облаков движенье. Сияет осень, и несёт река Мир тишины и зябких отражений, Заколебавшихся у поплавка.
Взлетев на воздух, описав кривую, Сверкнув на солнце мокрой чешуёй, Расплачивается за роковую Свою ошибку окунь небольшой.
И кто-то, подошедший незаметно, Приветливо мне «здравствуйте» сказал. — Как нынче клёв? — с приветствием ответным Ему я место рядом указал.
вернуться

27

Стихотворение посвящено Нине Федотовой, дочери философа, историка и публициста Георгия Петровича Федотова (1886–1951), который эмигрировал во Францию в 1925 г. С 1941 г. — в США. Дочь его была музыкально одарена. На полях рукописи рукой Ю.С. написано: «Она вышла замуж за Рожанковского, художника-иллюстратора детских книг». Ю.С. дружил с семьёй Г.П. Федотова, часто бывал у них в доме на литературных чаепитиях.

вернуться

28

Стихотворения «На рыбалке» и «На охоте» написаны в Алма-Ате. Ю.С. был заядлым рыбаком и охотником, любил путешествия и часто выезжал в научные экспедиции с Институтом Зоологии, где работал художником. Периодически печатал стихи и очерки о рыбалке и охоте в журналах и сборниках, которые выходили в Москве, например, в альманахе «Охотничьи просторы».