Я подумал: неужели мне и в самом деле нужно сквозь это проходить?
В конце концов они меня нашли.
Представьте сцену. Фока и я, в университете, два румяных юных интеллектуала, пьяные, идут пошатываясь по узкой аллее, нас вышвырнули из «Божественного терпения», мы на пути к созданию обстоятельств, которые приведут к тому, что нас вышвырнут из «Сострадания» и «Социальной справедливости» (из «Терпения» могут выгнать за тяжелое дыхание, или так было в мои дни, но чтобы тебя выкинули из «Сострадания» нужно по-настоящему стараться). Мы разговаривали, как это делают студенты: слишком громко, слишком быстро, от всего сердца, о вещах, которые мы понимали в теории и в принципе, хотя понятия не имели о доказательствах и практике.
— Хотя чертовски хороший способ делать деньги, — кажется сказал я.
— Алхимия, — он фыркнул. Такие вещи люди делают только спьяну.
— Не то чтобы это было возможно, — указал я. — Не получится.
— Не будь так уверен, — хмуро ответил он. — Удивительно, что люди могут делать. Посмотри на скотоводство. Или изготовление стекла, то есть, это наглядный пример. То есть, кто мог подумать: ты можешь взять много песка, типа просто обычного песка, с пляжа, любое чертово количество, а потом засунуть в плавильню, нагреть до очень, очень, очень горячего и следующее, что видишь — у тебя есть стекло. То есть, — добавил он с чувством, — стекло. Невозможно.
— А вот и нет, — я чувствовал, что обязан возразить. — В стекле, на самом деле, ничего особенного. Люди его делают каждый день.
— Да, но это не должно быть возможным, вот я о чем, — сказал он. — Вещь, которая твердая, когда ее касаешься, значит она правда здесь, но ты не можешь ее видеть, ты можешь видеть сквозь нее. Это невозможно, — он приостановился, чтобы вернуть равновесие, которое временно его покинуло. — Это больше на чертову магию похоже, чем на что-то разумное. Ну, так ведь?
Я пожал плечами. Я забыл, что он хотел доказать.
— Так что, — продолжил он с лицом, сморщенным от концентрации, — может, то же касается алхимии. Неблагородные штуки в золото. Только потому что мы не можем делать этого сейчас, не значит, что и потом не сможем. Ну?
— Но это нельзя сделать, — терпеливо сказал я. — Из-за базовой алхимической теории.
Он сплюнул; вот и все, что он думал о базовой алхимической теории.
— И еще чертовски хорошая работа, — сказал он. — Знаешь что? Если я когда-нибудь стану принцем…
Он сделал паузу, затормозил и тяжело сглотнул с полдюжины раз. Я сделал большой шаг назад, узнавая симптомы. Но в этот раз с ним все было в порядке.
— Если я когда-нибудь буду принцем, — продолжил он, — первое, что сделаю. Хочешь угадать?
Я покачал головой.
— Что?
— Отловлю всех алхимиков, — сказал он, — вздерну сволочей. Без пощады, без исключений. Знаешь почему?
— Просвети меня.
— Потому что, — сказал он, — алхимики — это большая потенциальная опасность государству. Правда. Потому что, — продолжил он, массируя глаза большим и указательным пальцами, — в чем основа государственного дохода? Золотой стандарт. Почему? Потому что золота мало. Получаешь какого-то ублюдка, разгуливающего по стране, он соображает, как превратить неблагородный металл в золото, что ты получаешь? Полный фискальный хаос, вот что. Рынок переполнен, золото бесполезно, миллиарды ангелов выброшены из экономики в течение часов.
Меня не слишком интересовала тема, но я чувствовал, что обязан спорить, потому что когда ты в этом возрасте, и студент, и пьян, ты споришь обо всем до упора.
— Ну не знаю, — сказал я. — Трюк будет в том, чтобы держать его при себе. Не давать никому о нем знать. Тогда у тебя может быть собственный прирученный алхимик в подвале, готовящий миллионы ангелов, и только ты будешь знать, в чем там подвох. Ты богат, у всех все нормально, никаких проблем.
Он бросил на меня раздраженный взгляд.
— Не сработает, — сказал он. — Нельзя такое долго хранить в секрете. Обязательно выяснится — и тебе хана. Единственное, что можно сделать, заманить всех хороших алхимиков взятками, наблюдать за ними очень, очень внимательно; затем, когда покажется, что они приблизились… — он провел пальцем по горлу и икнул.