— Жестковато, — сказал я.
— Да, — ответил он, — но правильно. Это правильный поступок. Всегда поступай правильно, если ты принц. Погоди секунду, надо отлить.
Он остановился у двери монастыря Сестер Божественной Милости, раздался журчащий звук. Затем он заковылял, догоняя меня.
— Так ты этим займешься? — спросил я. — Когда будешь принцем.
Он рассмеялся.
— Не буду принцем.
— Правда?
— Невозможно, — сказал он. — Не может случиться.
Когда я вернулся в лабораторию, золотой слиток был почти, но не совсем там, где я его оставил. Ага, подумал я.
— Четыре охранника, — сказал страж.
— Прости?
— Четыре охранника, — повторил он. — За дверью, постоянно, с этого дня.
— Я польщен, — сказал я.
Он зло на меня посмотрел.
— И рядовой Сириск в госпитале. Трещина в черепе.
Время от времени я и правда себя ненавижу. Недолго, и потом это быстро проходит, а потом снова возвращается.
— Мне жаль, — сказал я.
— Ну, да, — сказал он и вышел из комнаты. Я услышал замок. И что? — подумал я. Он был котелком. Им платят за получение увечий. Он был здесь, чтобы держать меня взаперти, а я свободный человек, гражданин вселенной, не курица в клетке. Я никогда не собирался причинять кому-либо вред, никогда. Ну, не часто. А когда я причиняю, это никогда не является моей основной целью, просто неудачным неизбежным последствием. В основном.
Я уселся и стал читать книгу. Аркадий о функциях, с фундаментальной ошибкой, но все равно есть некоторый смысл. Они принесли мне еду: свежий хлеб, твердый белый сыр, пять ломтей фермерской колбасы, яблоко.
— Как дела у Сириска? — спросил я.
Они только посмотрели на меня. Я съел еду, затем положил ноги на стол и закрыл глаза, но все что мог видеть — ее лицо прямо под поверхностью меда. Это не было виной, больше похоже на первое движение идеи. Я поднялся, нашел бумагу, перо и чернила и начал писать. (И если вы оказались студентом второго курса любого приличного университета Весани, вы знаете, что я написал. Черт, вы скорей всего сможете процитировать открывающий параграф по памяти, что больше, чем могу я. Кстати, на третьей странице совершенно примитивная ошибка. Маленькая награда, если вы сумеете ее найти).
Должно быть, я уснул, потому что, когда они меня разбудили, я лежал лицом на бумаге, а чернила формировали маленькое озеро на сиденье скамьи. Я поднял глаза. Котелки.
— Пойдем с нами, — сказали они.
— Мне обязательно? — спросил я, зевая. — Это и правда был долгий день.
— Встать, — объяснили они.
Я поднялся, и они вытолкали меня в дверь. Я был не рад рукоприкладству, но потом вспомнил о человеке, чей череп я разбил, и решил не устраивать скандал. Памятка себе: нужно специально прикладывать усилие, чтобы не причинять вреда людям.
Фока ждал меня в Южной библиотеке. Расстроенный. Я дважды был здесь раньше: однажды — как друг и почетный гость, однажды — когда обворовывал дворец (длинная история) и повернул не в ту сторону. Поразительная комната: небольшая, по дворцовым стандартам, — пусть с трудом, но вы сможете втиснуть сюда кавалерийский эскадрон, однако им придется оставить лошадей в коридоре — наполовину покрытая панелями дуба глубокого золотого цвета с резьбой поздних идеалистов, изображающей урожай и пасторальные объекты, с лепным потолком, золоченым и разрисованном в стиле trompe l’oeil, чтобы выглядеть, как балдахин из лозы и шелковицы (традиционно новым гостям предлагается приз в два ангела, если они смогут заметить крапивника в натуральную величину, спрятанного среди виноградных лоз; я нашел только на второй визит); пять свободно расставленных книжных шкафов, без цепей, один из которых приютил личную коллекцию книг нынешнего принца. Я был тронут, заметив, что три полки этого шкафа заняты собранием сочинений Салонина.
— Ты невозможен, — сказал он.
— Строго говоря, нет. Весьма маловероятен, но…
— Ты отправил стражника в госпиталь, — Фока был не в настроении для шуток. — Другой потерял два нижних зуба, — он сделал паузу и посмотрел на меня. — Где ты научился так бить? — спросил он. — Не в университете.
— Вроде как по ходу дела научился, — честно ответил я. — Слушай, мне правда жаль насчет стражей. Это не было…
— Специально? — он покачал головой. — Ну, они наименьшая наша проблема, — он взял лист бумаги и помахал им. — Знаешь, что это?