— Котелки сказали, что Евдоксия мертва, — сказал он.
— Это правда.
— Они сказали…
— Тоже правда.
Он уставился на меня; забыл смотреть поверх очков.
— Боже, Салонин, — сказал он. — Это…
— Это был несчастный случай.
— Ну конечно, это был чертов несчастный случай, — огрызнулся он, — даже ты не стал бы специально травить свою жену.
Он остановился. Он наткнулся на ужасный непроходимый барьер, к которому все мы подходим, когда пытаемся выразить искреннее сочувствие другу.
— Мне жаль.
Это было лучшее, что он смог. На самом деле, совсем неплохо.
— Мне тоже, — сказал я.
— Она всегда мне нравилась.
— Ты был от нее без ума, — усмехнулся я. — Когда вспоминаю, как ты выставлял себя на посмешище каждый раз, когда она приезжала в гости, в Элпис…
— Да, я понял, — он даже покраснел. — Я знал, мне ничего не светит.
— Нет, — сказал я, — не знал.
— Тебя она тоже не особо любила, — сказал он, а потом понял, что только что проскользнуло сквозь врата его зубов, и его лицо стало несчастным. Я улыбнулся, чтобы показать, что все в порядке. Это было не так, но он делал мне одолжение.
— Но ты ей нравился, — соврал я. — Не в том смысле, но ты ей нравился. Несколько раз мне говорила.
В его глазах появился свет.
— Правда?
— Думала, ты выглядишь чувствительным, — кивнул я. — Непонятым.
— Так и говорила? — спросил он каким-то глупым голосом и я снова кивнул. На самом деле единственный раз, когда я его упомянул, она сказала: «Кто?»
Большую часть ночи я потратил, шатаясь по Медным Вратам, слишком испуганный, чтобы погреться в баре или заползти в дверной проем. Я бродил туда-сюда, пытаясь выглядеть, словно куда-то иду. К счастью, люди в этой части города могут практически чуять проблемы и держатся подальше от любого, кто выглядит, будто они у него есть. Мне кажется, я закончил на ступенях фонтана Ники вместе с парочкой плачущих пьянчуг и престарелой проституткой, которая отчаялась найти клиента на эту ночь. В какой-то момент я попытался вспомнить все тридцать шесть положений парадигмической симметрии Зевксиса, но получилось только двадцать восемь, и знание, что я не могу просто заглянуть поутру в библиотеку и найти остальные восемь, заставило меня разрыдаться. Один из пьянчуг предложил мне бутылку, которую, стыдно признать, я принял. Конечно, она была пустой.
Я знал из опыта, что примерно на рассвете стража совершает обход площади Ники и задерживает любого, кто не убрался с их пути, так что я поднялся и не торопясь направился назад, к дому Астиага. Никаких признаков котелков, но порядком стражи. Я был уверен, что они собираются меня схватить, но они прошли прямо мимо меня, что заставляло задуматься, не поговорил ли Фока с городским префектом. Одной проблемой меньше, если так, но я не мог знать наверняка. Я заставил себя идти медленней, зевать по сторонам, как пьяницы и попрошайки, которых я встречал каждый день своей жизни, но внезапно не смог толком вспомнить нюансы их походки, как они стоят, как их головы обвисают на плечах.
Астиаг уже встал и работал, когда я пришел. Ему нравилось заниматься затейливой росписью ранним утром, когда свет падает из окна точно как нужно. Он усердно трудился над W, когда я зашел. Поразительно, что вы можете сделать с простой, обыденной согласной, если у вас есть навык и воображение. Он превратил ее в удивительную волну с двумя гребнями и маленьким корабликом, отчаянно скатывающимся со среднего пика. Если захотеть, можно увидеть это как трансмутацию неблагородного материала в золото, хотя, если вы спросите меня, это будет натяжкой.
— Зеленый, — сказал я. — С каких пор море зеленого цвета?
Он злобно на меня посмотрел.
— За три медяка, — сказал он, — море зеленое.
Я ухмыльнулся. В конце концов, синий невозможен. Нет возможности. Чтобы достать синий, нужно добраться до Геш Эшатои, купить кусочек ляпис-лазури размером с палец и в цену хорошей фермы, затем тащиться назад, через горы и сквозь пустыню, растереть его в ступке пестиком и добавить смолу и щелок. Знакомые мне в художественном деле люди убеждены, что это неопровержимое доказательство мерзкого чувства юмора Природы. Синее небо, синее море, и кой черт может себе позволить заплатить за реализм? И даже если вы найдете смехотворно богатого клиента, готового отслюнявить за качество, это все равно фон.
— Письмо для тебя, — сказал он.
Я был ошеломлен.
— Уже?
— Королевский курьер, — ответил Астиаг, притворяясь, что сосредоточен на своем W. — Около часа назад. Оно на столе, там, рядом с клееваркой.