В другой раз он уже для себя перечитывал Réflexions sur la formation et la distribution des richesses[131], знаменитое произведение Тюрго[132], или An inquiry into the nature and causes of the wealth of Nations?[133] Адама Смита, своего старого знакомца, и, когда в такие моменты к нему подходил один из сыновей, он замечал вместо приветствия:
— Стремление к благосостоянию — один из главных источников богатства, — убежденный в том, что в этом состоит одна из основополагающих истин его собственной жизни.
Однажды, когда Рамон увидел большое количество пометок, которые отец сделал на полях Истории Гибралтара Лопеса Айалы[134], Антонио объяснил ему, что англичане занимались воровством земель, создали пиратство, были врагами человечества, предателями, эгоистами, людьми без чести и совести и, что было еще гораздо хуже, чрезвычайно умными. Именно тогда Рамон наконец-то понял причину пассивности отца во время визита Далримпла и не слишком явный восторг, высказанный по поводу восшествия на трон французского короля, которое заставило его незамедлительно войти в местную патриотическую шунту[135] Рибадео в качестве члена с правом решающего голоса. Но он не стал ничего обсуждать со своим родителем. Он лишь задал себе вопрос, отчего свойственный его отцу пыл коллекционера, заставивший его украсить свой кабинет произведениями Тьеполо[136] и Менгса[137], не затронул тем не менее английского искусства; впрочем, он стремился соперничать с бристольским фаянсом. Затем Рамон вышел, размышляя над тем, какой все же его отец странный человек; Ибаньес продолжал делать свои пометки характерным испанским каллиграфическим почерком, чуждый всему, что вихрем носилось вокруг, время от времени вспоминая о портрете Гойи и о том, не стоит ли вновь съездить в дом в Феррейреле вместе с картиной и Лусиндой, чтобы снова лицезреть себя в портрете и в глазах девушки; чтобы раз и навсегда понять, что за существо удалось разглядеть Гойе в глубине его души, которую сам он видит отраженной в глазах любящей его женщины.
Когда благодаря письму Бернардо Фелипе до Антонио дошли достоверные сведения относительно того, что на самом деле произошло по вине аранхуэсского мятежа и как сыграли на этих событиях, чтобы свергнуть Карлоса IV, он вновь задумался над тем, что в Рибадео тоже имелись новаторы, симпатизирующие Французской революции, но были также и консерваторы, крупные землевладельцы, ставшие после мятежа в Саргаделосе его должниками, и что ему суждено противостоять обеим сторонам, ибо он не принадлежит ни к тем ни к другим. И пусть не вздумают вести с ним разговоры об англичанах, с ним, откровенным сторонником янки и всего того, что они осуществляли в Новой Англии. В его понимании это представляло собой зародыш будущего. Вот так-то, и пусть обе стороны забудут о нем, уважая его одиночество, его добровольное уединение и его основное занятие делового человека, умеющего хорошо ладить и с теми, и с другими, хотя сердце его навеки принадлежит монарху, данному ему милостью Божией, чтобы чтить, любить и защищать его. Так что пока сей король вновь не займет трон, он посвятит себя книгам, созерцанию моря, которое он всегда так любил; детям, которых он намерен повести по своим стопам; своим ночным странствиям по пути нарушения супружеской верности, что так умиротворяют душу. Именно такая жизнь была по вкусу маркизу Саргаделосу в недели, последовавшие за падением его друга Годоя, и в ней он нашел убежище, убежденный в том, что может в безопасности отсидеться в осаде, оставаясь в стороне и от тех и от других в ожидании лучших времен, которые, без сомнения, наступят через какие-нибудь несколько месяцев.
132
136
137