Директор слегка стиснул пальцы, и аметист под его взглядом покрылся сеточкой трещин. Макс почувствовал, как разжался обруч, который всё последнее время стискивал виски.
— Аномальная сопротивляемость, — тихо уронил директор, обращаясь словно бы к самому себе. Знаете, Макс… могу я называть вас так? После того, как вы пришли в сознание, Озз… это наш лекарь… хотел провести безобидный эксперимент. На то, насколько вы устойчивы к артефактам, контролирующим сознание — ибо ваша стойкость в случае с Гидрой Гекаты поразительна. Думаю, Озз хотел применить что-то безобидное… ну, скажем «спевник» — артефакт, вызывающий желание петь. Но если вы сбросили наваждение артефакта Феллы… дело, думаю, решённое.
— И это как-то связано с моей генеалогией, — уточнил Ковальски, насыпая в тонкую фарфоровую чашку три ложки кофе.
— В определённом смысле. Видите ли, бездники чаще рождаются именно в семьях магов, иногда, правда, через несколько поколений. Но бывает, что и среди людей…
Ковальски вдохнул аромат кофе, готовясь к неизбежной лекции. Жаль, блокнота с собой нет, он бы делал пометки по местной терминологии. Вроде «бездник, или потенциал, — человек, которого природа, похоже, собиралась родить магом и приготовила для магии ёмкость, а потом раздумала и магии ему не дала».
— …возможно, вам покажется странным этот парадокс…
— Ничуть, — сухо отозвался Ковальски. — Учитывая, что природа дала куче людей черепную коробку, но не вложила в неё мозгов. Тут, как я понимаю, примерно то же.
Экстер слегка смешался и остановил ложку, которой помешивал собственный травяной чай.
— Бездники не такая уж редкость в Целестии. Явление малоизученное… но люди с высокой устойчивостью к магии были всегда, просто никто не доискивался причин этому. Мы знаем лишь, что обычно на них хуже действуют чары, контролирующие сознание — между прочим, такие кадры весьма ценны в Службе Закона или в Кордонной Службе… Наконец, природа старается одарить потенциалов, как бы взамен упущенной магии: они крайне талантливы, быстрее учатся и запоминают… и их обычно ждёт блестящее будущее. Поверьте, что многие правители и военачальники вашего мира, да и других миров — скорее всего относятся к такого рода атавизмам магии.
— Всегда знал, что нужно баллотироваться в президенты, — буркнул Макс, которому только что сообщили, что он атавизм магии. Спрашивается — где было его блестящее будущее, когда его выперли из Интерпола? Или когда клыкан кромсал его людей? Вечно-то с тобой осечки, Макс Ковальски.
Всё-таки, что-то было в этой галиматье про потенциалов и высокую устойчивость. Макс прихлёбывал кофе и слушал вполуха, пытаясь выяснить — что ж там такое царапает память. Да, вот, когда он пришёл наниматься к Ягамото, предъявил рекомендации… полтора года безупречной работы в духе «я ваш личный Индиана Джонс», только кто ж виноват, что бывшего шефа загребли по совсем другой статье… Япошка почти не слушал, только кивал, потом протянул шкатулку. «Шуто вы можете сыказать о содерижимом? Посуматурите на неё подорьше, я насутаиваю».
Он крутил ту клятую цацку в руках минут пять, рассматривал под лупой, потом выложил всё, что мог: нэцке, слоновая кость, предположительно девятнадцатый век, изображена, как видите, жуткая безумная рожа, больше ничего сказать не могу. И Ягамото неожиданно закивал и расплылся в широчайшей улыбке: верно, верно, чудесно, вы приняты, да-да, приняты. И он удивился, что было так просто. Его контакт задвигал, что Ягамото устраивает испытуемым такое, что они ещё пару деньков ходят не совсем в адеквате.
После, уже работая на босса, Макс как-то видел тех, кто не прошёл отбор. Их выводили из кабинета под ручки — хихикающих, напевающих, кусающихся.
Но если то нэцке было не просто цацкой, если это был артефакт… если Ягамото отбирал именно тех, кто устойчив к магии… стало быть, он собирал в свою коллекцию не просто предметы старины? Значит, Макс вот уже восемь месяцев гонялся за…
Ковальски встряхнулся и поспешил потопить подозрения в кофе. Ещё будет время подумать. К тому же директор, похоже, решил просветить его насчёт местной истории и теперь распинался в своём лирическом духе:
— Знаете, магия… существовала всегда. И то, что нам кажется сверхъестественным, в древности, когда миры были едины и повиновались воле Творца… было простым, как дыхание. В Золотую Эпоху магия и свет были единым целым, и кто был мудрее и добродетельнее остальных — тот был сильнее.