Нольдиус шагнул назад. Лицо под слоем пудры стало непритворно белым, цвета алебастра, пижон даже заикаться начал:
— В-все. Н-нет. Ч-чтобы такое…
Дара снизу вверх посмотрела на парня с сочувствием опытного артефактора. И с презрением человека, который привык доверять в основном вещам.
— И что ты с ним сделаешь? На ручку наденешь?
— Уничтожу. До того, как они… кто бы они ни были… пробудят эту дрянь по-настоящему.
У губ Ковальски обозначилась упрямая складка, и Кристо самому стало как-то не по себе. Дара молчала, глядя куда-то в сторону артефактория. Наверное, туда, где находились Комнаты. Из одной — Особой — в скором времени нужно было кое-что позаимствовать, минуя защиту Гробовщика…
— Ты хочешь разбудить смертоносцев, — потом проговорила Дара утвердительно, — когда рядом будут и браслет, и контрабандисты. Хочешь приказать им уничтожить браслет. А плату смертоносцы возьмут сами: ближайшие полсотни жизней или больше, достаточно, чтобы остановить Прыгунки. Нужно только как-то сделать так, чтобы эмельхатины оказались возле колодца — до того, как они перенесутся к Одонару. Это довольно… довольно…
— Безжалостно, — спокойно продолжил Ковальски.
— Талантливо, — мрачно отозвалась Дара. — И ты положишь собственную жизнь?
О, а у него что — есть выбор? Отсидеться в Одонаре с надеждой, что атаку удастся отразить? Торчать под прикрытием магов-артемагов, как самому беспомощному, отстреливаться от нежити? Зная, что случится с внешним миром — когда оборона падёт?
Девчонка-артемагиня смотрела на него в упор.
— Молодые люди, — процедил Ковальски. — Если бы можно было как-то обойтись без этого — я обошелся бы. И потом, разве я говорил про стопроцентный смертельный исход?
От такого неприкрытого оптимизма юные маги заткнулись огулом. Макс, поморщившись, представил, как его начнут пытать: каков план, степень риска…
— Я иду, — просто сказала Дара.
— Люблю помогать, — столь же просто выговорила Мелита, но сейчас она не улыбалась и была самую чуточку бледна.
Приятно работать с подростками. Они ведь не умеют ценить не только чужие жизни — еще и свои.
Нольдиус попытался сосредоточиться и вернуть себе солидный вид, что получилось в очень малой части.
— Да, — заговорил он слабо, — ну что же, если все оборачивается подобным образом… конечно, это авантюра, но я мог бы присоединиться… Ах, да, нам ведь следует поискать еще одного?
Макс и остальные оглянулись в поисках «одного», но в окрестностях никого особенно «одного» не было. Скриптор обмахивал Хета и высвечивал глазами какие-то укоризненные символы — мол, нельзя же так, передозировка у человека.
Неподалеку копался под кустами Зерк, злорадно хихикал и повторял: «Сдохни, сдохни, сдохни!» — но его вряд ли можно было рассматривать как кандидатуру.
Медленно менялись цвета на физиономии Кристо.
Нольдиус, жухляк такой, напросился первым. Да он и в магии смыслит больше, а ему-то зачем в такое дело соваться? Кем они вообще себя вообразили — Витязями Альтау? Собрались опрокидывать Прыгунки без оружия. Зато с планом, и можно же поручиться, что план идиотский.
Ему никто ничего не предлагал, и никто не думал сверлить взглядами с немой укоризной. Нольдиус попытался солидно прилизать волосы, но рука дрожала, он их растрепал и заметил:
— Найдем пятого.
Ковальски, нагибаясь за очередной травинкой, посчитал что-то по пальцам.
— Можно и так обойтись.
А ведь Кристо никогда не лез на рожон. Одно дело, когда тебе за опасность платят звонкие радужники, а совсем другое — это умирать просто так, за что-то там неизвестное, пусть и рядом с девушкой твоей мечты. И вообще, что за посмешище, им же не нужен второй боевой маг!
Но тут кто-то другой изнутри Кристо кашлянул и спросил его голосом:
— Так… а что у вас там чучелко должно делать?
* * *
В предутренний час Фелла Бестия проверила, ладно ли сидит кольчужная рубаха. Мышцы стосковались по настоящим битвам и теперь ныли от избытка телесной магии. Она осмотрела два перстня-концентратора на указательных пальцах левой и правой руки — помощь для направления силовых потоков. Потянулась за боевым серпом, и, прежде чем опоясаться им, не выдержала — выдвинула из ножен и приласкала любимое оружие. Солнечный гелиодор — золотистый берилл — на рукояти ласково мигнул в ответ.
В тот самый миг, когда Бестия любовалась иридиевым блеском лезвия, скрипнула дверь, и в ее личные аппартаменты вторглась посторонняя личность.
В ее комнату! Без стука!
К тому же, ученик…
— Хет, — Бестия обернулась, резким движением посылая клинок в ножны. — Если только на замок не напали — ты получишь сто отработок в Хламовище!
— И-извиняюсь, — нагло протянул Хет, ввинчиваясь сквозь щель в двери прямо в комнату Бестии. — Но в том-то и дело, что на замок нападут.
Бестия коротко сдвинула брови, и ябедник с готовностью вытянул вперед руку, в которой был зажат сложенный вчетверо лист.
— Вот.
Фелла приподняла одну бровь.
— Расклад, — пояснил Хет. — По этим… по улиткам, и по стазису, и по контрабандистам. Аргументы. И факты. Э-э…
Под режущим взглядом завуча он стремительно бледнел.
— П-просто он сказал, что вам бы лучше ознакомиться…в письменном, то есть, виде… ну, до того, как вы вылетите на эту площадку, которую выбрали Магистры, так что…
— Он сказал? — переспросила Бестия довольно-таки жутким голосом. — Значит, вот, чьи бредни…
Хет тихо сглотнул, когда увидел ее выражение лица. Пробормотал что-то вроде «Ну, я листик-то… оставлю… вдруг вам, стало быть… захочется почитать», вышвырнул бумажку прямо в воздух и был таков.
Бестия, скрипнув зубами, поймала лист в кулак и стиснула, почти разрывая пальцами.
Счастливого предвкушения боя как не бывало. Ковальски… Вспомнилось: проклятый иномирец не отходил от эмельхатины контрабандистов. Даже пролез на допрос пленника, Гамата Хохолка — и вымотал душу непонятными вопросами: почему улитка перенеслась к Одонару? Сколько энергии тратят эмельхатины при перемещении и как быстро они способны её восполнить? Как быстро можно установить стазис после перемещения?
Допросчик Семицветника, возясь с зельями, хмыкал и бросал недоверчивые, острые взгляды. Гамат Хохолок — бледный, с сонными, стеклянными глазами (воздействие «Нерушимой истины») монотонно бормотал «Не знаю, что вы там нажали, не видал, не знаю» — или с пятого на десятое давал невнятные ответы («Да чего его устанавливать, стазис, лучше сперва его поднять, потом перенестись, мы так всегда делали, и прыжок тогда для эмельхатин легче, стазис, он навроде веревки их связывает»). Ковальски делал пометки в блокнотике, и — проклятый иномирец — ходил повсюду с таким видом, будто все идиоты, а он один что-то такое понял.
Глупости, — сказала себе Фелла, отшвыривая в сторону ненужный листок вместе с сомнениями. Что этот иномирец вообще может знать о Целестии и её законах. На Совете он лишь бросался беспочвенными догадками. А уж его нелепые домыслы насчёт Магистров…
«Не давай себе усомниться», — прозвучал изнутри голос, слышанный лишь раз, на Альтау. Но с успехом заменявший Бестии внутренний голос вот уже три тысячи лет.
Не давай пошатнуть основы в себе. Будь верной тому, чему была верной столетиями. Всё просто, Фелла. Кодексы Целестии нерушимы. Великие традиции, созданные ещё Первой Сотней, вошедшие в кровь, в плоть и магию — вечно живы. Как…
Она опоясалась серпом и чуть успокоилась, ощутив привычную тяжесть на бедре. Пассом руки запечатала дверь, подошла к зеркалу на стене и сдвинула его в сторону, открывая потайную нишу.
В нише не было ничего особенного. Там был всего лишь портрет человека — очень странный портрет, потому что лица не было видно, оно было словно залито солнечным светом.
На это несуществующее лицо Бестия несколько минут смотрела с мечтательной улыбкой. Потом улыбка почему-то стала горькой и виноватой, и Феллла закрыла тайную нишу с непонятной поспешностью.
— Во имя…! — тихонько повторила она всей Целестии известный клич Солнечного Витязя, зачем-то вздохнула и вышла в коридор.
Нужно было надеяться, что дракон попадется быстрый.