Выбрать главу

Алексей Притуляк

Синий крест

Охмуряйте, угнетайте, Сонный морок насылайте! Кто уснул, уж нашим будет, Сам себя навек забудет
Хорал № 2 Агнессы Истомницы
Синiй крестъ налагай на дверь, чрезъ которую хочешь чтобы никто ни вошёлъ, ни вышелъ вовѣкъ.
Наставление сестёр Ворониных по искусству заклятия
1

Sиплый гудок едва-едва пробился сквозь туман. Ему ответил другой. И снова тишина.

Яков Анатольевич был, кажется, единственным, кто сошёл по скользким от влаги ступенькам опущенной проводником лестницы на этот перрон. Остро пахло сыростью, ранним-преранним утром, железом и ещё чем-то типично вокзально-железнодорожным. Ах, да, ещё же пахло командировкой — двудением скучных и утомительных петляний среди бюрократических столов маленького уездного городишки на три тысячи жителей, две гостиницы, семь столовых и один кинотеатр.

Шаги беззвучно утонули в туманной вате, словно шёл Яков Анатольевич, не касаясь выбитого тут и там бетона, а лишь перебирал ногами воздух.

— Счастливый путь, — сонно произнёс за спиной проводник.

— Ага, — бросил, не оборачиваясь командировочный. Это было невежливо, конечно, но без четверти четыре утра не всякий способен сердечно улыбаться, раскланиваться и испытывать благодарность к работнику министерства путей сообщения, разбудившего его в три часа по заутри. Яков Анатольевич, во всяком случае, был из тех, кто не.

Проводник тихонько рассмеялся. «Рассыпался мелким бесом» — так, кажется, говорят в подобных случаях. Этот мелкий тихий смешок прозвучал зловеще в туманном мареве, — злорадно как-то и словно не предвещая ничего хорошего.

Яков Анатольевич резко обернулся, но проводника и след простыл. И лесенка уже была поднята, и дверь вагона запечатана наглухо. Странно как-то…

«Добро пожаловать в Лихоманск!» — с какой-то натужной приветливостью гласила надпись большими бордовыми буквами над входом с перрона в вокзал, аккурат под большими круглыми часам, показывающими тринадцать минут второго неизвестно какого времени.

Яков Анатольевич уже было вошёл в помещение, но внезапно остановился, «будто поражённый ударом молнии» — так, кажется, говорят в подобных случаях.

Он быстро вернулся назад и задрал голову, вглядываясь в приветственную вокзальную надпись.

«Добро пожаловать в Лехоланск!» — добродушно извещала она.

«Фу ты! — подумал Яков Анатольевич с облегчением. — Я уж думал, чёртов проводник не там меня высадил».

Нет, всё, кажется, было — там. Лехоланск — это как раз то, что Якову Анатольевичу было нужно.

По-провинциальному тесный зал ожидания встретил пустынной тишиной и тихим размеренным посвистыванием. Это звучал носом дремлющий на стуле у двери старичок непонятного назначения, но в форменном костюме министерства путей сообщения. Он не проснулся, когда Яков Анатольевич на минуту остановился перед ним — просто так, без всякой цели. За окошечком кассы не мелькнула привычно курчавая, с химической завивкой, голова толстой кассирши, как, впрочем, и кукольно маленькая головка миловидной барышни, едва вступившей на железнодорожное поприще — тоже не мелькнула. В общем, не мелькнуло там ни одной головы из тех, что можно видеть за стеклом железнодорожной кассы любого вокзала. Дремал буфет, стыдливо пряча за пыльным стеклом витрины курицу желтушного вида да иссохшие коржики.

Другая, несовременно-массивная, остеклённая дверь вывела его в город. Если можно назвать городом три десятка пятиэтажек, столпившихся вокруг вокзала, в которых спали или делали вид, что спят, граждане постсоветского пространства. Дальше, за пятиэтажками, насколько хватало глаз и сколько позволял видеть туманный морок раннего утра, простирался что называется частный сектор.

Кружок площади, что наверняка называлась Привокзальной, пустовал — не было ни такси, ни автобуса, который приветливо распахнул бы перед растерянным командировочным дверь своего тёплого, пропахшего утром и мокрой резиной, салона.

На той стороне площади (впрочем, откуда «та сторона» у круга?) стояло неказистое здание постройки годов этак середины пятидесятых. Здание не имело ни окон, ни… Нет, дверь, впрочем, у него имелась. И только небольшая белая вывеска над этой дверью красными буквами давала исчерпывающее объяснение назначению приземистого глухого строения: «БАНЯ» — поясняла она.

— Баня, — хмыкнул Яков Анатольевич.

Ну баня, да, ничего особенного, казалось бы. Мало ли в российском раздолье затерялось городов, городищ и городишек, в коих усталого от бесконечности дорог путника, выходящего из вокзала, призывно завлекает к себе горячая русская банька. Оно и понятно: что нужно усталому путнику в первую очередь?.. Правильно, смыть с тела дорожную пыль, почувствовать себя наконец-то самым обычным оседлым гражданином, а не космополитом каким-нибудь, что не имеет ни родины, ни флага.