— Я — взрослая женщина. А он пацан семилетний.
— Ну да, конечно. Пусть лучше по телевизору всякую лабуду для дебилов смотрит?
— И лабуду не надо, — назидательно говорила Ольга. — Ребенком заниматься следует, а не рыскать по подворотням в поисках маньяков и убийц.
— Давай я работу брошу? — с ядовитой лаской предлагал Кирилл. — По фигу ипотека, кредит. Буду дома сидеть с сыном, сделаю из него хорошего человека, воспитанного. А жить и на вокзале можно. Не графья, в конце концов.
На этих словах обычно начинался скандал, непродолжительный и вялый, после которого оба дулись и не разговаривали до утра, а утром вставали, как ни в чем не бывало, потому как признавали правоту друг друга. И сына воспитывать надо, только когда это делать, если оба допоздна на работе? А с другой стороны кредиты сами не погасятся, а родное государство к великодушию не приучено.
К вокзалу, перекатывая в голове мысли о сыне, которому было бы неплохо купить новую клюшку (пусть лучше в хоккей во дворе играет, чем за компьютером портит зрение), Кирилл подъехал уже за полночь. Электричку отогнали на запасной путь, вагон с покойниками отцепили. По перрону бегал начальник вокзала, истерически приседая перед полицейскими. Шутка ли, два трупа в поезде. Хорошо еще, что электричка последняя, не придется расписание менять.
Скупо кивнув оперативникам, Кирилл влез в вагон, аккуратно пройдя по газеткам, разбросанным по полу для сохранения улик, и сразу увидел судмедэксперта Милованова, пожилого, крепенького, как боровик, вечно ноющего и жалующегося на работу в неурочный час. Перед экспертом, на полу, разбросав руки-ноги, лежал труп мужчины, с безвольно отвалившейся челюстью. Кирилл мельком отметил недешевую одежду и аккуратно присел на деревянную лавку, напротив эксперта.
— Здорово, Дмитрич. Ну, что мы имеем?
Милованов глянул на Кирилл из-под кустистых бровей, но привычной жалобной скороговорки Кирилл так и не дождался, видимо, устал уже эксперт, пропало желание балагурить.
— И тебе здравствуй, — хрипло сказал Дмитрич, наморщился и, прижав ко рту ладонь, оглушительно чихнул. — Вот же блин, зараза… Простыл, как собака… Что имеем? Двух первоклассных жмуров. Глянь. Это вот у нас мужчинка. А вон там — дамочка.
Кирилл посмотрел вправо, где в конце вагона наблюдалась похожая возня, сверкали фотовспышки и негромко беседовали опера. В середине вагона сидела обмотанная платком баба, поглядывая на действия полиции с испугом и жадным любопытством, маячили люди в форме железнодорожной охраны, явно не зная, что делать.
— Криминальные жмуры? — спросил Кирилл.
— А тебя бы линейщики вызвали, кабы трупы были не криминальными? — вяло улыбнулся Дмитрич и снова закашлялся. — Ох, я ж тут щас соплями все забрызгаю… Конечно, солнце мое. Оба клиента зарезаны, глянь, вон дырища какая в груди. Один удар, прямо в сердце. Причем мужчинку завалили чуть раньше, дамочку позже. И я уверен, мужика мочканули где-то в другом месте, а в вагон втащили уже мертвым. Кровушка свернулась как пять-шесть часов, а у женщины часа три.
Кирилл без особого интереса поглядел на сизую грудь покойника, виднеющуюся из-под слоев пальто, пиджака и рубашки. Дыра в груди, действительно, впечатляла. Кирилл наклонился над трупом и брезгливо отогнул полы пальто и пиджака. Нож пробил их насквозь. Дмитрич наблюдал за действиями Кирилла с удовлетворением.
— Вот и я говорю, Кирюша, что силища у убивца была неимоверная. Это ж как надо ударить, чтобы мужика, словно бабочку, насквозь пришпилить. Я, кстати, над ним еще поколдую. Что-то мне не нравится в характере раны. Угол странный. Есть у меня мнение, что в момент убийства и жертва сидела, и убийца тоже.
— Поколдуй, — рассеяно разрешил Кирилл. — Орудие убийства нашли, не в курсе?
— Нету пока. Видать убивец с собой унес. А, может, ножичек валяется где, хотя мы вагон обшарили.
— Нож?
— Нож. Причем такой характерный, армейский, возможно. И, что любопытно, Кирюша, мужика завалили сразу, он, ручаюсь, и пикнуть не успел. А вот дамочка сопротивлялась. На руках порезы рваные, видать бедолажка, ручонками-то и закрывалась. Вот ее как раз в вагоне и убили. Тут и брызги крови соответствуют, и потеки, ну и свертываемость. Время смерти я точно не скажу, она в аккурат на электропечи сидела. Так что только после вскрытия. Иди, глянь пока, а я еще поковыряюсь.
Кирилл послушно отошел, бегло взглянув на сидящую на лавке бабу. Та сжимала в руках корзину, словно величайшую ценность. В корзине, насколько было видно, лежали овощи, укутанные в старую дырявую шаль.
Второй труп, женщина лет сорока, в дешевом пуховике, лежала на полу в той же позе, что и мужчина, но в отличие от него, выглядела хуже. Труп был залит кровью, засохшей на полу. Кирилл увидел отчетливые следы и ткнул в них пальцем, на что криминалист ответил кивком, мол, уже отсняли, запротоколировали. Напротив, на соседнем ряду, сидел Олжасик, сержант Олжас Устемиров, маленький худенький казах, недавно поступивший в распоряжение Кирилла.