Юля прищурилась и недобро улыбнулась.
— Да, ты прав, — ответила она. — Это ее охранник.
Глава 25
Тело Володьки, завернутое в драную простыню, отволокли к озеру и, боязливо слушая, как трещит под ногами лед, утопили в проруби. Лика долго сопротивлялась, говорила, что это не по-людски, что надо его в город отвезти или хотя бы похоронить по-человечески, но Антон, сплюнув сквозь зубы, показал ей в угол, где стояла старая штыковая лопата.
— Ну, так в чем проблема? — ощерился он. — Иди, копай.
И Лика стухла, понимая, что они в чем-то правы. Вырыть могилу в мерзлой земле без нормального инструмента будет не под силу, потому лишь невидящим взглядом проводила спеленутую мумию, ухнувшую на дно вместе с найденным в кладовой куском гранита — видать, хозяева квасили капусту, а камнем крышку кастрюли придавливали. Темная вода пузырилась, плескалась через край проруби, и Лике казалось, что Вовка сейчас вынырнет, разевая рот, откашливаясь, потрясет лысой башкой и будет скулить и просить, чтобы его вынули и довели до дома.
В доме они молча напились оставшейся водкой. Лике стало плохо, и она выбежала на улицу. Темный лес нашептывал страшное и тянул к ней щупальца еловых лап. Пятясь, Лика нащупала дверь и заскочила внутрь.
Антон и Сергей все сидели и ожесточенно спорили, доказывая друг другу, кто виноват. Не став слушать, Лика ушла в спальню, и не раздеваясь, рухнула на кровать. Старый дом ухал и потрескивал. В темноте Лика прислушивалась к голосам с кухни и шепоткам привидений по углам. Все казалось, что сейчас из-под кровати вылезут белые Вовкины пальцы и утащат вниз, в Подледье. Ей было страшно и одиноко, но позвать Сергея она не отваживалась, прислушиваясь к злому перезвону посуды и хриплым мужским голосам. Так она и лежала, трясясь от страха, ловя отголоски призрачного влажного чавканья, пока не пришел Сергей, качающийся, пьяный и злой. Без лишних разговоров он стащил с нее штаны, освободился от своих и резво навалился сверху, делая все резко и грубо. Лике было больно, но она мужественно терпела, не издавая ни звука. Нависающее лицо Сергея было отвратительным. Отдаленный свет из кухни, отражающийся в его глазах, вытаскивал из них нечто дикое. Лицо менялось, расплываясь, сжимаясь до точки, чтобы потом броситься вперед хэллоуиновской тыквой. Ритмично дергаясь на распластанной Лике, Сергей вцепился руками в ее горло. Лика захрипела и стала сопротивляться, но он был слишком сильным. Его рот кривился в мерзкой ухмылке. Лика стала бить его по голове и рукам, и только тогда пьяное чудовище ослабило хватку, не перестав ухмыляться.
Лучше это, чем шепот призраков по углам?
Когда он насытился, то почти сразу отвернулся к стене и захрапел, мужлан, грубиян, убийца… Лике очень хотелось плакать, но она сдержалась, прижалась к его спине животом и обняла покрепче.
Сергей не проснулся, только всхрапнул сильнее.
Осторожно, как лисица в курятник, Лика нырнула под одеяло и стала шарить руками, в поисках трусов. Найдя их, она в бессильной злобе выпустила влажную липкую тряпку из рук. Бриллианта не было.
Она поднялась, нашла брошенные джинсы и обыскала карманы там. Камень отсутствовал. Зло сжав губы, Лика обернулась и застыла в ужасе.
Сергей продолжал храпеть, но его широко раскрытые глаза глядели прямо на Лику, а рот кривился в злобной улыбке.
Она не смогла ничего сказать, точнее, просто не успела. В коридоре скрипнула половица. Сергей молча хлопнул себя по бедру, и Лика, как послушная собачонка, метнулась к нему и торопливо улеглась в постель, притворившись спящей.
В комнату крадучись вошел Антон. Он боязливо покосился на товарищей по несчастью, а потом опустился на четвереньки и пополз к брошенным на пол штанам. Торопливо обшарив карманы, он шепотом матюкнулся под непрекращающийся храп Сергея, и, отбросив не оправдавшую себя добычу, пополз к выходу.
Лика лежала ни жива, ни мертва. Сергей повернулся к ней, и, забросив на нее ногу, презрительно прошептал на ухо, обдав перегаром:
— Циркачи. Кого вы кинуть-то захотели?
Ночью сдох генератор, и утром Лика проснулась от холода. Как ни подсовывала она озябшие руки под Сергея, как ни куталась в одеяло — ничего не помогало. Под тяжелой слежавшейся ватной прослойкой было одновременно и жарко и холодно. Сверху грело, а снизу Лика покрывалась холодным потом. Неохотно, словно старуха, она сползла с кровати и, ежась, вышла на кухню. У печи не было не то что дров — даже жалкого прутика. На столе красовались остатки вчерашнего пиршества. Охваченная недобрым предчувствием, Лика пошарила в рюкзаках.