Выбрать главу

Олжасика в деле Кирилл еще не видел, поскольку назначение пришло всего неделю назад, и по большому счету, это было его первое дело. Послужной список Устемирова был небогат. В родном Петропавловске он прослужил в убойщиках год, а затем продал квартиру и подался в Россию, решив, что на родине ему ничего не светит. Увидев Кирилла, он поднялся, пожал руку и вновь уселся, дописывать протокол. Рядом на скамейке, в куче барахла, лежали документы, бумажник, кошелек, свернутые бумаги, рассыпанная мелочь, телефоны и какая-то ерунда.

— Здорово, — буркнул Кирилл. — Документы, выходит, нашли?

— Нашли, — ответил Олжас и мотнул подбородком на паспорта. — И у мужика и у бабы. У него паспорт на имя… щас… щас… Панарин Олег Станиславович, шестьдесят шестого года рождения… прописочка городская, честь по чести. Вот телефон его, бумажник, часики, упаковка «виагры». А женщина — Наталья Ивановна Богаченко, семидесятого года, прописана в Михайловке.

Тот район Кирилл знал плохо, поэтому спросил наобум:

— Электричка Михайловку проезжает?

— Проезжает. От конечной — третья станция. Не думаю, что ее там вспомнят. На полустанке билеты не продают, разве что кто знакомый ее видел. Мы участковому отзвонились уже, обещал родственников пригнать на опознание. Панарин по прописке проживает вместе с женой, мы туда звонить не стали.

— Как думаешь, ограбление? Или разбой?

Олжас с сомнением покрутил головой.

— Вряд ли. У Панарина котлы на руке нехилые, печатка, цепь на шее, и в кошельке деньги и кредитки. У Богаченко серьги в ушах, по виду золотые. Не бог весть что, но в ломбард спихнуть можно. Ну, и раны, конечно. Гопота с такими ножами не ходит. И потом, много ли ты в вечерней электричке награбишь? Вагоны почти пустые. Контролеры и то через раз ходят. Но Богаченко они запомнили, и обилетили. Я и билет нашел. А вот у Панарина билета нет.

— Может, на то и рассчитывали? — сказал Кирилл. — Пустой вагон, свидетелей нет. Напали, ограбили, а не награбили, так поизмывались.

— Да ну, — скривился Олжас, и его худое желтоватое лицо сморщилось, словно гармошка. — Вон, свидетельница, с дачи едет… Что с нее взять? Брюкву да картошку? Я с ней, кстати, поговорил, но толку чуть. Ничего не видела.

— Пойду, я поговорю, — вздохнул Кирилл. Не то, чтобы он не доверял Олжасику, но, несмотря на явную смекалку неопытного сотрудника, в дальнейшем краснеть перед начальством не хотелось. Мало ли чего Олжас мог упустить, все ж таки молодой еще.

Свидетельницу звали Алевтиной Никаноровой. Паспорта при себе у нее не было, зато было пенсионное удостоверение. Спустя мгновение, Кирилл понял: ничего полезного со свидетельницы не выжать.

— Я ведь и не видела ничего, — запричитала Никанорова еще до того, как Кирилл начал задавать вопросы. — Зашла на Красногорке, села. Гляжу — мужчина лежит, спит. Я еще думала, алкашня поганая. И женщину тоже увидела… ну, как увидела? Смотрю — затылок торчит. Еще хотела поближе к ней пересесть, не так страшно, особенно когда подростки зашли. Потом кто-то стоп-кран сорвал, мужчина и повалился. Я закричала, побежала к женщине, а она тоже мертвая. Ну, я охрану и вызвала.

— То есть, когда вы вошли, и мужчина, и женщина уже были в вагоне? — уточнил Кирилл.

— Ясное дело. Хорошо еще, что я позже в поезде оказалась, а то бы и меня порешили, душегубы проклятые.

— М-да… Душегубы.

На молодежь, дебоширящую в соседнем вагоне, надежд тоже не было. И по словам Алевтины, и по словам контролеров, в поезде те оказались уже после совершения убийства. Так что вменить им можно было лишь мелкое хулиганство, да срыв стоп-крана. Судя по доносящимся воплям, подростки вовсю качали права.

Помурыжив еще немного свидетельницу, Кирилл вернулся к Дмитричу, уже заканчивающему первичный осмотр. Что-то непонятное глодало Кирилла, но он никак не мог ухватить мысль, зародившуюся в нем после того, как он взглянул на труп. И теперь, когда он поглядел на покойника вновь, неясное предчувствие стало сгущаться, обретая формы и краски.

— Дмитрич, — спросил Кирилл, — ты одежду у потерпевших осмотрел?

— А что? — спросил эксперт, стягивая резиновые перчатки, похожие на дохлых осьминогов, безжизненно вытянувших прозрачные пальцы-щупальца.