— О, пожалуйста, не веди себя так, будто я в чем-то виновата!
Никита обернулся и иронично дернул бровью. Как она ненавидела это почти мимолетное движение, совершенно одинаковое, как под копирку и у него, и у этой стервы Быстровой! Кто у кого почерпнул, слизал, тщательно отрепетировав?..
— Ты считаешь, что не виновата? — усмехнулся он и театрально всплеснул руками: — Замечательная позиция. Мужик всегда виноват.
Саша была готова вскочить и бросить ему в лицо что-нибудь обидное, истинно-женское, бессмысленное, без каких-то внятных аргументов, мол, не отпустил бы, если б любил. Но глядя на его хищное, безжалостное лицо, стушевалась, припомнив, что, в общем-то, он прав, и разрыв, действительно произошел по ее вине. И потому она беспомощно пролепетала, инстинктивно вытягивая руки перед собой, словно пытаясь защититься от стихии.
— Никит, послушай… Тебя вся родня ненавидела за ту историю с прошлым деда. Они считали, ты не должен был все вытаскивать наружу, да еще и публиковать. Ведь есть какие-то этические нормы…
Дед Саши погиб в позапрошлом году при загадочных обстоятельствах, а она, не поверив в самоубийство, прибежала к журналисту Шмелеву с просьбой разобраться. Никита и разобрался, что повлекло за собой скоротечный роман, закончившийся катастрофой, и развенчанием культа личности деда Саши, оказавшегося едва ли не предателем родины. Более того, Никита не раз предлагал Саше прекратить копаться в прошлом, но она не захотела. В итоге все кончилось плохо, и она понимала это так же хорошо, как и он.
— Почему эти этические нормы не затронули тебя? — зло спросил Никита и брякнул об стол чашками. — Ты прекрасно знала, что я опубликую эту статью, и, тем не менее, сама попросила о расследовании, так как не верила в самоубийство. Можно было остановиться в любой момент, но ты не захотела. А когда правда вылезла наружу, я остался крайним, а ты — чистенькой, потому что, видите ли, не захотела осложнений отношений с родственниками. И потому легко и непринужденно выкинула наши отношения в мусор.
— Но что я могла сделать?
— По крайней мере, не идти у них на поводу. Ты — взрослая женщина уже и вправе сама решать, с кем оставаться.
— Ну, спасибо тебе за женщину, и тем более за взрослую.
— Мадемуазель, оставьте свое неуместное кокетство, — скривился он, налил чай и уселся напротив, разглядывая столешницу с преувеличенным интересом.
Вот теперь сдерживать слезы стало «очень сильно невозможно». Саша всхлипнула, задышала, как собака, схватила чашку, отхлебнула кипятку и вновь задышала часто-часто, втягивая холодный воздух. Никита на ее страдания даже внимания не обратил, сидел красный от злости, с надутыми щеками. В таком состоянии его было невозможно пронять слезами. Уж это Саша помнила из прошлой жизни. Закатишь истерику — он просто уйдет.
«Чурбан бесчувственный, — зло подумала она, а себе посоветовала: — Терпи!»
Чай был почти выпит, когда она решилась положить свою руку на его (он свою не отдернул — уже успех!) и мирно произнести:
— Ну, не злись. Я понимаю, что виновата и сама все испортила. Мы ведь можем сейчас просто поговорить, не касаясь скользких тем, правда? Как добрые товарищи?
— Как товарищи?
Его бровь снова иронично дернулась. Саша моментально вскипела:
— Господи, Шмелев!
— Ладно-ладно, — усмехнулся Никита и вкрадчиво поинтересовался: — И о чем мы будем говорить, если скользких тем не касаться?
«Хватай крючок, акула», — подумала Саша и вдохновенно произнесла:
— Вообще-то мне нужен твой совет. Ты, наверное, слышал, что на днях был убит местный ювелир?
— Коростылев? Он, по-моему, в нашем универе когда-то преподавал…
По небрежному тону Никиты было понятно: акула если и не захватила крючок, то уже собиралась это сделать. Подробности убийства, о которых еще никому не было известно, действовали на него, как красная тряпка на быка. В глазах уже засветились огоньки азарта, оттого обрадованная Саша поспешила раздуть это пламя:
— Да, это Яков Семенович. Я у него как раз училась.
— Хочешь детали узнать? Там не так много чего в прессу просочилось, потому как грабителей не нашли. Я в деле не копался, по-моему, Витька Сахно что-то такое писал…
— Я знаю. Получилось, что я с Коростылевым разговаривала незадолго до смерти.
— Вот как?
Вот теперь акула, раздосадованная тем, что давний конкурент криминальной хроники Витька Сахно, дрянной мужичок с подленькой душой, но отличной хваткой на сенсации обскакал на повороте, заглотила наживку. Саша торопливо изложила подробности своего визита к Коростылеву, звонок из полиции и допрос. Никита слушал внимательно, и даже что-то черкал на салфетке, хотя мог бы и за блокнотом сходить, но, видимо, боялся сбить с мысли, упустить подробности. Саша завершила рассказ новостью об исчезновении Лики.