Милованов был на рабочем месте, черкал что-то в отчете. Он оставался практически единственным, кто по-прежнему писал все заключения от руки, неразборчивым убористым почерком, вынуждая потом следователей разбирать витиеватые закорючки с лупой в руках. На вошедшего Кирилла Георгий Дмитриевич поглядел исподлобья, придавил очки на переносицу указательным пальцем, и пропел с привычной обманчивой лаской в голосе:
— Ка-акие люди! И чего это вы, мусью Миронов, прибыли в нашу скорбную обитель спозаранку, да еще без цветов и шампанского?
Кирилл жалостливо поглядел на Милованова, обдумывая, стоит ли дурашливо бухнуться на колени или достаточно просто поканючить, и, остановившись на последнем варианте, заныл, дурашливо протягивая гласные:
— Дмитрич, если ты мне по делу что-то полезное скажешь, я сбегаю, честное слово. Хоть за шампанским, хоть за водкой. А если ты пальчики чьи откатал, да еще по базе их прогнал и совпадения нашел, вообще сделаю посаженным отцом на Васькиной свадьбе. Понимаю, что рано, ну, а вдруг ты вспомнил о нашей дружбе, а?
Милованов любил, когда к нему подлизывались, а, поскольку с Кириллом работал часто, и никаких проблем Миронов ему не доставлял, тут же отбросил издевательский тон, задрал очки на лоб и вполне благодушно осведомился:
— Что, Киря, припекает?
— Не то слово, — вздохнул Кирилл. — С утра уже холку намылили. Три убийства подряд и все жертвы — не бомжи из подворотни. Начальство скачет, как павианы на ветках, да и орет так же. А что я скажу? Что отрабатываются основные версии?
Милованов отложил ручку и зло прищурился.
— У меня Протасов вчера был, — ехидно сказал он. — Тоже результатов хотел. Вел себя странно. Сперва орал, как припадочный, а потом смилостивился, по плечу похлопал и сказал: поторопись, Жорик, мы на тебя рассчитываем. Представляешь? Поторопись, Жорик! Меня полканы наши Жориком не называют, а тут какая-то хрень из под ногтей будет пальцы гнуть.
Дмитрич раздулся от возмущения. Миронов, оценив жаргон, сочувственно покивал, зная, что Милованову надо выговориться:
— И чего ты?
— А чего я? Сказал, что для него я не Жорик, а Георгий Дмитриевич, во-первых. Во-вторых, давить на меня не надо, у меня свой начальник и свои сроки, которые я, между прочим, соблюдаю, несмотря на ревматизм и застарелый бронхит, который отпахал на ногах, и не лег в ведомственную больничку, как всякие там. Ты в курсе, что Протасов очень любит по больничкам шкериться, особенно когда дело бесперспективное?
— Да откуда? — отмахнулся Кирилл. — С ним только Олжасик мой работал, я как-то не пересекался.
— Ну, вот знай теперь. Протасову это шибко не понравилось. Осерчал он, голос возвысил, на что я ему посоветовал закрыть с той стороны дверь, а заодно и рот в той последовательности, коя ему больше нравится, мне не принципиально. Он слюнями подавился, и побег жаловаться. Только мне на егохние жалобы — тьфу, и растереть. Служебным грозился, сопляк… Я в ответ на его рапорт свой накатал, а ему, заусенцу, посоветовал засохнуть на нарах, так что еще посмотрим, кому больше достанется. Вот тоже лягу в больницу, и посмотрю, как вы тут все в дерьме утонете.
Милованов ловко свернул на привычную дорогу шантажа, выжидая, когда его начнут умолять, упрашивать и пресмыкаться, и Кирилл, выучивший все эти ритуальные ужимки и прыжки, как свои пять пальцев, привычно подхватил партию солиста криминальной оперы:
— Дмитрич, ну, я-то не Протасов. Ты же мне скажешь по делу чего-нибудь полезное, а? Хочешь, я сяду вот тут, напротив, и буду смотреть на тебя с восхищением? Или, хочешь, ты, как в том мультике будешь моим Герцогством, а я твоим верным Подлизой?
Милованов прищурился и усмехнулся в усы.
— Кирилл Андреевич, тебе говорили, что ты — подхалим?
— У-у, сколько раз… — отмахнулся Миронов. — Ну, так что, Дмитрич? Есть какая информация полезная?
— Тебе с заключением поди? Так оно не готово.
— Да господь с тобой, мне и на глазок можно. Заключение для Протасова оставь. Мне б самому разобраться в какую сторону бежать, кого ловить за шкирку.
Милованов покивал, с сомнением поглядел на часы, крякнул и махнул рукой, соглашаясь:
— Ну, если без заключения, тогда можно. Сейчас я свои почеркушки достану и все тебе подробно расскажу по обоим трупикам… Погоди… Можешь пока чайник поставить. Мне моя благоверная пирог с собой сунула, вроде яблочный. Так что мы с тобой под чаек все и обговорим… Очки куда-то запропастились…
— На лбу у тебя очки, — подсказал Кирилл и ушел ставить чайник.
Когда он вернулся из туалета, неся налитый до половины чайник, Дмитрич уже сгреб со стола документы и сдвинул их в сторону, освободив место для чашек, сахарницы, початой баночки с кофе и куском пирога, одуряющее пахнущего ванилью и яблоками. Порезав пирог на равные части, Милованов дождался, когда закипит вода и принялся хозяйничать, угощая гостя. Первые пару минут они пили чай молча, старательно дуя в щербатые чашки. Пирог оказался вкусным, с приятной кислинкой. Кирилл проглотил свою долю, почти не жуя, как голодный пес. Милованов, заметил это, подвинул ему еще кусок.